— Каждый мертвый голый старик вызывает у тебя интерес или по прошествии какого-то времени все они становятся одинаковыми? — спросил Джека Майкл.
— Если уж на то пошло, — ответил судебно-медицинский эксперт, — вскрывать любого старика куда интереснее, чем среднестатистического детектива из отдела расследования убийств.
— Ага. Я-то думал, что ты просто режешь трупы.
— Должен заметить, — вмешался Люк, — это вскрытие обещает быть действительно интересным, потому что анализ содержимого желудка имеет более важное значение, чем обычно.
Иногда Карсон казалось, что Люку слишком уж нравится его работа.
— Я думала, у вас на столе Харкер, — заметила она.
— Был, да сплыл, — ответил Люк. — Мы начали рано и набрали хороший темп.
Для человека, которого днем раньше потрясло вскрытие Нового мужчины, Джек Роджерс казался на удивление спокойным после вскрытия еще одного творения Виктора Гелиоса.
Он положил на столь скальпель.
— Я отошлю вам предварительное заключение. Биохимические анализы вы получите после их поступления из лаборатории.
— Предварительное заключение? Биохимические анализы? Ты говоришь так, будто мы имеем дело с обычным трупом.
— А что в нем необычного? — спросил Джек, разглядывая лежащие на столике сверкающие скальпели, зажимы, щипцы.
Совиные глаза и аскетические черты лица Люка создавали впечатление, что он — хилый ботаник, интересующийся наукой, а не реальной жизнью. Но теперь он пристально смотрел на Карсон.
— Прошлой ночью я сказала тебе, что он — один из них. — Она обращалась к Джеку.
— Один из них, — повторил Люк, важно кивнув.
— Что-то вылезло из Харкера, какое-то существо. Вырвалось из его тела. Это и послужило причиной смерти.
— Его убило падение с крыши, — возразил Джек Роджерс.
Голос Карсон зазвенел от раздражения.
— Ради бога, Джек, вчера ночью ты видел Харкера, лежащего в том проулке. Его живот, грудь… их же разорвало.
— Следствие падения.
— Однако, Джейк, все внутренности Харкера практически исчезли, — напомнил Майкл.
Наконец-то судебно-медицинский эксперт поднял на них глаза.
— Игра света и тени.
Рожденная в Новом Орлеане, Карсон не знала, что такое холодная зима. Но январский мороз в Канаде не мог быть холоднее того, который внезапно сковал ее кровь и костяной мозг.
— Я хочу увидеть тело, — отчеканила она.
— Мы отдали его семье, — ответил Джек.
— Какой семье? — возвысил голос Майкл. — Его клонировали в котле или еще в какой-то чертовой посудине. У него не могло быть семьи.
Люк сощурился.
— У него были мы.
С прошлой ночи лицо Джека Роджерса не изменилось, но это был уже не Джек.
— У него были мы, — согласился Джек.
Когда Майкл сунул руку под пиджак, чтобы ухватиться за рукоятку пистолета в плечевой кобуре, Карсон отступила на шаг, потом на второй, к двери.
Судебно-медицинский эксперт и его помощник не двинулись на них, наблюдали в молчании.
Карсон ожидала, что дверь заперта, но она открылась.
Ни за порогом, ни в коридоре никто не преграждал им путь.
Она покинула секционный зал номер два. Майкл последовал за ней.
Глава 8
Эрика Гелиос, менее чем день тому назад покинувшая резервуар сотворения, в котором ее вырастили, нашла, что мир — дивное место.
Но и ужасное. Благодаря своим уникальным психологическим особенностям она никак не могла отделаться от чувства стыда, хотя боль после ударов Виктора смыл долгий горячий душ.
Все поражало ее и, по большей части, радовало, как, скажем, вода. Из распылительной головки она падала сверкающими струйками, которые поблескивали в свете ламп на потолке. Прямо-таки жидкие драгоценные камни.
Ей нравилось, как вода стекает к сливному отверстию по золотистому мраморному полу. Прозрачная, но видимая Эрика наслаждалась и тонким ароматом воды, ее чистотой. Глубоко вдыхала запах мыла, облаков пара, которые окутывали ее и успокаивали. А какой свежестью пахла кожа после душа!
Получив образование методом прямой информационной загрузки, Эрика вышла из резервуара, зная о мире все. Но факты и личный опыт — не одно и то же. Миллиарды байтов информации, поступившей в ее мозг, нарисовали жалкое подобие той реальности, которая окружала Эрику. Все, что она узнала в резервуаре, было единственной нотой, сыгранной на одной гитарной струне, тогда как настоящий мир являл собой симфонию удивительной сложности и красоты.
И единственным, что она нашла уродливым, было тело Виктора.