– Ты ведь представляешь, какой компромат собрал твой отец на тех, кто ему был нужен?
Все так же молча выпил третью, не торопясь с ответом, и налил себе еще одну. Сегодня меня не возьмет, сколько ни пей – про это говорили все, кто находился на зоне не по первой ходке: в день освобождения алкоголь не берет, вот такая забавная особенность у психики, ты уже пьян, уже ошалел только от того, что вышел. Поэтому Гена меня и дернул так сразу, надеялся, что поплыву, что потеряю контроль. Хуй там был.
– Без понятия. Я в его дела не лез: меньше знаешь, крепче спишь. Тебе-то что надо? Хочешь в той грязи, что отец собрал, покопаться?
– Нет. Копаться будешь ты.
– И что я с этого поимею, кроме головной боли и геморроя?
– Жизнь. И свободу. Настоящую свободу, ты понимаешь, о чем я.
Понимал еще как. Войти в систему можно, а вот выйти тебе дадут только вперед ногами, и неважно, какое ты занимал положение, добровольных соскоков не терпят ни от кого. Как говорил отец: “Вход рубль, выход – два”. Меня система одним боком зацепила, но коготок увяз – всей птичке пропасть.
– Конкретнее, хватит время тянуть, я в душ хочу и спать, желательно не одному.
– Всё будет, Костик, всё у тебя будет, если ты примешь мое предложение – ты убираешь всех из списка твоего отца. У него должен был быть такой, ты найдешь, если подумаешь. Аккуратно убираешь, так, чтобы никаких мыслей ни у кого не возникло о планомерной чистке рядов. А гарантия – то, что там есть на меня. Думаю, ты согласишься, зная отца, там достаточно должно быть.
Хлипкая гарантия-то оказалась: предположим, я всех уберу, а потом меня кто помешает убрать?
– Не веришь, хорошо, я тебе больше скажу – я не знаю, кто там в списке, понимаешь? Может, там и устарело что, хотя вряд ли… Перемены-то только внешние пошли, внутри вертикаль старая. Володя знал, кто мешать может, давно знал и собирался сам, кхм, грядки полоть, но его самого… То есть, я не буду знать, всех ты ликвидировал или кого оставил, доверие на доверие. Ты мне потом после работы инфу отдаешь, я тебе доки – комар носа не подточит. Ну и никаких взаимных претензий. Так устроит? И помощь моя, конечно, в процессе. Денег-то у тебя немного, раз счет мимо уплыл. Уплыл?
– Как говно по трубам. Так устроит, – это давало мне время, чтобы понять новые правила, чтобы присмотреться к тому, что в стране изменилось, а изменилось, хоть и внешне, как говорил Гена, многое. Снос одного города Теней чего стоил, да и отмена лагерей для пидорасов тоже шаг не маленький – пошла грызня-то у пауков в банке, пошла. Или со дня на день пойдет такая, что мама не горюй. Вот меня, значит, таким “темным паучком с гандикапом” хотели сделать. Ну-ну, это даже убийствами не назвать, сплошные бонусы перед человечеством зарабатывать буду по очистке мира от разных сук. – Я согласен.
========== Часть 3 ==========
“О жизнь, ты прекрасна,
О жизнь ты прекрасна вполне,
Бываешь немного опасна, Оу-е…” (с)
***
– Ты очень, очень хороший мальчик…
Рома специально говорил тихо: чтобы не нарушать разбавляемую моими вздохами тишину и окончательно добить меня этой адовой атмосферой. Я лежал на кровати с раскинутыми в сторону руками и не мог пошевелиться. Хотя, конечно, мог. Просто в очередной раз принял условия этого козла: я подчиняюсь – он доводит меня до сумасшествия. А после я получал долгожданную дозу.
Нравилось Роме издеваться: смотреть на то, как я, одурманенный вонью гашишных палочек, почти оргазмирую от каждого его движения и невозможности двигаться самому. Меня накрывало так жёстко, что в какой-то момент пропало и желание двинуться навстречу его рту. Вопрос: “Не противно сосать мне?” остался невысказанным, и я отдался на волю этого ублюдка, этого подобия барыги, любителя наживаться на школьниках. На этом Рома и держался – на своей цепочке распространителей, которые сбагривали всё подряд несовершеннолетним. Как его ещё не взяли?
И что это за манера такая – носки на мне оставлять? Раздел бы уже полностью. Нет же…
Рома двинулся вниз, рисуя на моей груди слюнявую дорожку. Языком скользнул по волоскам внизу живота, и я невольно выгнулся, толкаясь членом к нему:
– Отсоси мне уже!
– Заткнись! – рявкнул он и сжал ногтями кожу на бедре.
Странно, но боль вызвала лишь приятные ощущения. Никогда мазохистом не был и сейчас знал, что виной всему наркота. Изменённое сознание, ощущения невероятные, грубость, от которой в принципе невозможно получать удовольствие.
Но я получал. И хотел ещё и ещё.
Я хотел, чтобы он сосал мне, затем – лизал мои губы, наваливаясь своим телом, а потом трахнул меня, развернув к себе спиной или пристроившись как-то иначе.
А потом я зачем-то прикрыл глаза и сквозь закрытые веки увидел ромин стол, ящики в этом столе, забитые марихуаной и спидами. И небольшой пакетик с героином среди этих детских лёгких наркотиков. Я увидел тонкий шприц, очень тонкий, с острой, почти прозрачной иглой. Увидел, как вскипает героин, как после он впрыскивается в меня и с бешеной скоростью растекается по моим венам.
И ещё я знал, что Рома, этот доверчивый кретин, расположен ко мне. Он простит всё, да. Он простит, если я воспользуюсь его слабостью, его чувствами ко мне.
Открыв глаза, я улыбнулся и сразу поймал благодарную улыбку. Ну какого хуя нужно играть в это тупое, никому ненужное подчинение? Можно же было просто поебаться. И обдолбаться потом.
– Иди сюда, – прошептал, выставляя язык и проводя им по губам. – Дай мне в рот.
Рома замер, раздумывая над словами. Я уже не понимал, чего он добивался: то ли мне доставить удовольствие хотел, то ли себя удовлетворить. Но на моё предложение всё же среагировал положительно. Расслабленно передвинулся вперёд, чтобы сесть мне на грудь, руками опёрся о стену, и тогда, ухватив его за запястье, я пристегнул его к кровати болтающимися на спинке наручниками.
– Вот мы и применили их, – сказал я, когда он удивленно уставился на свою руку. Пришлось поднапрячься, чтобы выбраться из-под него, потому что он, обхватив бёдрами мою шею, держал крепко. – Не отпустишь – получишь по яйцам и так, что хуй никогда в жизни не встанет, – завершил речью свои действия. Тело было настолько расслаблено, что, казалось, я растекусь по кровати кровавой слизью.
Рома передвинулся и сел на подушку:
– И сколько ты собираешься держать меня так?
– Не знаю, – я сполз на пол. Впервые я так взбрыкнул, он, наверное, очень удивился. – Как вариант, сколю весь твой гер, потом скурю траву, съюзаю скорость, а потом съебусь, прихватив остатки твоего бабла. Ты к тому времени уже загнёшься от жажды, не переживай.
– Кирь, ты еблан? – он усмехнулся.
А ведь я говорил серьёзно.
Выглядел, конечно, как мудак – худой и бледный, и вообще мало походил на того, кто может дать умереть человеку или даже просто послать его на хуй. Однако я смог. И в течение следующих пяти минут продемонстрировал себя с худшей стороны, показав, насколько наркоман может быть отвратителен. Я был сам себе противен, но ровно до того момента, пока не принял героин.