— Почему? — продолжала интересоваться Алина.
Рассказ Сереброва ей давно надоел, («чушь какая-то и дичь, одним словом, дикари и кровопийцы»), но она слушала его внимательно, к этому ее обязывала необычная профессия. Нужно интересоваться всем, о чём говорит мужчина. Слушая, заглядывать ему в рот, смеяться от души, если он сказал что-то смешное, пусть даже для тебя не очень смешное.
— Потому милая, что и оленья кровь — не водица. Вся наша жизнь замешана на крови. Куда не кинь свой взор прекрасный — везде кровь. Она, по сути, рекой везде льется.
Серебров поднялся, вновь налил себе и Алине водки. Быстро опрокинул в рот свою рюмку, крякнул, но не стал закусывать. Опять прилег на диван.
— Я себе позволил взять отгул. Вчера, в воскресенье, допоздна совещались, потом глава района, как водится, устроил солидный мальчишник. Он ловкач на угощения. Старая, назаровская закалка.
Алина вначале не поняла, что значит «Назаровская», молчала, не зная как на это отреагировать, потом до нее дошло. «Он же говорит, имея виду бывшего губернатора Чукотки Назарова».
— Вот золотые времена были! — продолжал рассказывать Серебров, растянувшись на диване. — Выпивали, спорили, мотались по всей Чукотке, ни днем, ни ночью не знали покоя. Разруха была жуткая. Денег всегда на нуле. Всё через него. Теперь тоже через него, губернатора, но денег навалом. Трать — не хочу. Несчётно и вволю. Такая экономика. Но дырок не заткнутых тьма.
Ты говоришь город расцвел, а знаешь какую уйму денег всё это стоит? Чтобы покрасить дом, один дом, альпинисты из Москвы берут миллион, наши такой же дом красят за триста тысяч. И так во всём. Турки — строители с нас три шкуры снимают. Космические цены. Но делают хорошо. Привозим учителя вшивого, ни бум, бум о Чукотке и в три раза ему больше платим, чем тутошнему, куда лучшему, куда опытному. И так по всем специалистам. А их тысячи завозятся, вот и посчитай во что выливается. Между прочим, и твоя зарплата не снится местным девочкам.
«Вот и спи со своими кривоногими, раскоряками» — хотела выпалить Алина, но только нежно и понимающе улыбнулась.
— Твой монолог прекрасен!
Алина выпорхнула из-за стола, сбросила на диван простыню, прилегла к Сереброву, стала целовать в губы, просунула руку между его ног.
Он быстро возбудился и тяжело перевалился на девушку.
Через некоторое время они еще выпили по фужеру шампанского. Вино еще было холодным и приятно освежало во рту и животе.
Потом Серебров проглотил пару рюмок водки. Ах, какая настала телесная, душевная и прочая раскрепощенность!
— Слушай, — неожиданно спохватился Серебров. — Нас же вчера потчевали каким-то заморским плодом Я один прихватил, он где-то в холодильнике. Я и забыл о нём.
Он соскочил с дивана, открыл холодильник, порылся в пакетах и вытащил алый, точно светящийся загадочный плод.
— Каково, он весь просвечивается. Ты потрогай, КАКОЙ ОН ЛЁГКИЙ, ТОЧНО ВОЗДУШНЫЙ, НО КАКАЯ В НЁМ ЭНЕРГИЯ!
Серебров предал в руки Алины восхитивший его плод. Она приняла его бережно, как берут в руки новорожденного. Плод, действительно, светился. Он был прозрачен и сквозь алую оболочку, алую внутренность просвечивалась сердцевина плода — светящаяся точка. Он был легким, холодным — всё — таки находился долгое время в холодильнике — но из него лилась энергия, которая не возбуждала, а умиротворяла человека.
— Давай попробуем, — азартно спросил Алину Серебров.
— Жалко, — ответила девушка. — Я такого раньше не видела.
— Тем более, значит надо попробовать.
Он взял со стола нож, и на тарелочке разрезал плод на две части. Потом каждую часть еще пополам.
— Под водочку, думаю, самое то, — беря в руку четвертинку плода сказал Серебров. Он был возбужден, весел, энергичен и излучал жизнерадостность.
Содержимое рюмки, исчезло под усами, туда же последовала и часть плода.
Алина тоже взяла рюмку с водкой, но ни водку, ни плод не хотелось загружать в себя. Именно загружать, точно они имели невероятно большие размеры. Она всё-таки пересилила себя, выпила и закусила плодом. Рот обволокло прохладой и только. Она ожидала большего, огня какого-то, свечения внутри. Но ничего не произошло. Тогда они выпили еще по рюмке и съели по четвертинке плода.
Серебряков как-то сразу протрезвел и опять почувствовал в душе тревогу. «Наверное, влип я по самые уши, с этой охотой. Продадут, заложат, заложат, сволочи!» — подумал он. Уж больно много было тех, кто его хотел бы продать.
Он умело «провальсировал», как он сам выражался между двумя губернаторами. При прежнем начальнике Чукотки он занимал высокий пост, потом был направлен в один из районов главой администрации, и при новом руководители округа, вернулся в то же высокое кресло, что занимал прежде. Круг его карьеры замкнулся. Но нынешний виток и почетнее и выгоднее. Он говорил о том, что достигнут новый рубеж, что среди немногих так называемых «бывших», кого новая команда, нового губернатора вышвырнула за борт корабля власти, он удержался на палубе, включен в состав команды и может рассчитывать на хорошие дивиденды.