- Но я… - хотел было возразить юноша, но женщина приложила к его устам пальчик и грустно улыбнувшись, покачала головой.
- Беги! Сейчас ты нужнее там! Спаси её – она моя Надежда… Нет - она Надежда всего вашего Мира…
Не в силах более держать глаза открытыми бедняжка потеряла сознание. А паренек, и слова, не разобрав из её речей, замер на месте. Наверное, он так бы и просидел возле неё, если бы совсем рядышком от того места куда их чудесным образом перенесло, не послышалось завывание Трех Сестер.
- Он уже близко…
- Я чувствуя его страх…
- Хозяин дал четкий наказ не трогать мальца… Но это вовсе не означает, что мы не сможем вдосталь насладиться его мучениями…
- Верно… Верно…
- Позабавимся с ним…
Залившись сиплых смехом, от которого любому стало бы не по себе, Сестры ускорились. Еще каких-то пару мгновений, и они точно нашли прибежище Беглых Душ.
Аккуратно положив голову своей Благодетельницы на землю, паренек кинулся бежать куда глаза глядят. Но уже спустя некоторое время осознал, что как бы быстро не двигался – в округе ничего не менялось. Всюду и везде безраздельно царствовала одна сплошная Тьма.
(15.12.21)
Казалось, он вовсе не двигается, а лишь бессильно передвигает ногами на месте. Чего не скажешь о его преследовательницах, чье зловонное дыхание и острые как бритвы когти уже стали настигать юношу. Еще каких-то пару мгновений и всё бы кончилось, так и не начавшись. Но на счастье или беду, юноша оступился и кубарем покатился по земле, или вернее тому, что находилось под ногами.
- Скорее, используй меня! – словно спасительный набат раздался здесь очень тихий приглушенный голосок, исходивший из Искорки Души.
Только раз бросив взгляд на Светоч, паренек приметил как Дар, в первые секунды выпавший из его рук, стал угасать. Понимая, что, возможно, именно тепло его Души, не позволяло ему окончательно потухнуть, он потянулся за ним. Но оказался перехвачен жаждущими его страданий Тенями.
- Не так быстро, мой сладенький…
- Сестра, не хорошо заигрывать с закуской…
- И мне оставьте кусочек, - зарычали наперебой Порождения Тьмы и принялись кружить над бедным пареньком.
Раз за разом протягивая к его сердцу свои скрюченные пальцы, они терзали ему плоть и черпали Силы из остатков Души. Но сколько бы ни «ели» - не могли утолить свою ненасытную жажду.
- Еще…
- Хотим больше пищи… - упивались своим голодом Сестры, не замечая, как находясь даже на грани погибели, паренек неотступно тянулся рукой к Светочу.
В тот самый момент, когда силы окончательно покинули его, он сумел подтянуть почти угасшую Искорку Души к своему сердцу.
Тут же, по неведомой причине перед глазами предстало одно из самых страшных воспоминаний прошлого, от которого он некогда отрекся, как и от всего в Жизни.
«Гордо задрав нос, с нескрываемым отвращение к собравшемуся простому люду, на специально воздвигнутый деревянный помост взошел изнеженной наружности Глашатай. Ряженый в пестрые пышные одежды, не чита обноскам, что красовались на бедных замученных крестьянах, он принялся громко и четко чванским тоненьким голоском зачитывать Приказ своих Господ.
«Именем Всемилостивейшего и Наищедрейшего Бургомистра, чья владения простираются и на Ваш Городок.
Все эти Земли – отсюда и до горизонта, отныне и впредь объявляются Ситрас-ча-Луза…»
- Или выражаясь привычным для Вас языком простых смердов – Сокрытым Городом, - позволил себе некую вольность Глашатай и разъяснил малограмотной, неумытой толпе значение сие «громкого слова».
После, набрав полную грудь воздуха, продолжил оглашения Приговора:
«Посему…
Для вашего же блага, на голосовании «Городского Совета» единогласно было принято Решение – ограничить все связи с внешним Миром…»
- Что это значит?!
- Какое еще такое Голосование?!
- Городской Совет?! Ха, да у нас с пару лет такого не бывало!
- Да вы попросту решили оградиться от нас…
- Так дела не решают…
- Скажите лучше - вы отыскали лекарство от Чумы?!
- Во-во, мы здесь умираем, пока вы там разглагольствуете! – поднялся невыносимый шум и гам среди народа, которому надоело, что на них в столице попросту закрывают глаза.
Когда роптание толпы стало заглушать Голос представителя Власти, а ему самому угрожала участь быть посаженным на кол, словно пугало-огородное, он не замедлил подозвать к себе стражников.
Все как на подбор – здоровые амбалы, облаченные в доспехи, с алебардами наперевес и полным отсутствием мозгов, тут же окружили помост. Совершенно не церемонясь с женщинами и стариками, со всей возможной «любезностью и уважением», они принялись оттеснять зевак от «сцены».
«…Также жителям предписывается не покидать Город
Вам будет отказано в праве вести любую внешнюю торговлю
Под запретом посещение близких и родственников, живущих за пределами Стены…»
- И как Вы прикажите нам жить?!
- Это беззаконие! Вначале эта Чума… А теперь сажаете на цепь и отгораживаетесь от нас…
- Да вы уже третий год воздвигаете эту гребаную Стену, вместо того, чтобы помочь…
- А моего возвращения дожидается дочка! У неё кроме меня никого нет…
Понимая, что его больше здесь никто не собирается слушать, Глашатай, скривив жестокую усмешку, чуть обернулся. Этого сигнала только и ожидала парочка особо нетерпеливых прислужников в красных колпаках, скрывающих их лица.
Сверкая озверелыми глазами, они силой вывели на помост группу бедных крестьян. Среди них находились отцы и матери, сыновья и дочери, а также парочка стариков. Облаченные в каторжную мешковину, побитые и надломленные всеми тяготами жизни, они не смели поднять глаза на горожан, которые вмиг прикусили языки.
Каждый из присутствующих понемногу стал понимать, что дела здесь обстоят не шуточные. Но даже в самых кошмарных сновидениях они и представить не могли, чем всё это кончиться.
«Всех, кто осмелиться пойти против Указа ждет неминуемая кара…»
С этими словами Глашатай сошел со сцены и предоставил эшафот «новым актерам», что не замедлили приступить к тому, зачем и прибыли сюда. Скрежета зубами, сгорая от нетерпения, палачи стали подводить бедолаг к плахе. После, с молчаливого согласия их командира, огромным топором им, без всякой жалости, отсекали головы. Одна за другой они погружались в помойное ведро, а тела – сбрасывали вниз…
Подобное чудовищное преступление заставило многих раз и навсегда сомкнуть глаза и прикрыть рты. Наконец они прозрели и осознали, что Правда, Свобода, как и сама Жизнь – им больше не принадлежит.
Среди тех, кто стал невольным свидетелем всех этих зверств, а затем и многих других, что творились тогда, был и сам паренек. Еще будучи мальчиком лет десяти, перед ним разверзлась бездонная пропасть, а на голове проступили первые седые волосы. Было лишь вопросом времени – как скоро он окажется на самом её дне…»
Как будто мало было всех тех терзаний, на которые обрекали его Порождения Тьмы. Так еще и это страшные воспоминания так сильно ударили ему в голову, заставив сомкнуть очи и молить своих мучительниц поскорее покончить с ним и избавить от Жизни, в которой было столько горя, что и врагу не пожелаешь.