– Итак, вы думаете, что Карелла может быть виновен? – спросил я. – Или по меньшей мере мог знать, что это произошло?
– Я этого не говорил, – возразил Сено. – Я просто хотел сказать, что из этих двух парней более обоснованно сделать кандидатом в виновные Кареллу.
– Значит, вы думаете, что все это инсценировка?
– Я абсолютно в этом уверен. От этого дела вообще очень дурно пахнет. Оно было грязным с самого начала. В нем замазаны все: полиция, пресса, все. Если дело дойдет до суда, я собираюсь показать, что у этих двух парней просто было недостаточно времени, чтобы устроить пожар, – между временем, когда, как говорит Кассон, их последний раз видели в театре, и моментом несколько минут спустя, когда – и я могу это доказать – их заметили на улице. Сейчас я не хочу входить во все детали, но для того, чтобы это сделать, им пришлось бы с фантастической скоростью носиться по театру, в котором, между прочим, было в это время совершенно темно.
– Но если это поджог, – сказал я, – то кто еще может быть подозреваемым?
– Вы шутите? Притом что в «Ла Фениче» все это время было полно всяких ненормальных чудаков, им было угодно выбрать именно этих двух мальчишек. На самом деле там был один парень, рабочий – вы только послушайте! – который, проходя по театру, то и дело кричал: «Пожар, пожар!» Слышал я и о другом парне, о котором говорили, что в любом месте, где бы он ни работал, обязательно случался пожар. Того парня сразу же исключили из списка подозреваемых.
Нет, единственное доказательство, которое есть у Кассона, – это «официальный» факт: эти ребята покинули театр последними. «Официально» последние – это Карелла и Маркетти. Ну и что это за доказательство, скажите на милость! Что оно доказывает? В театр мог войти кто угодно! Кто угодно! Никто не проверял входящих. Некоторые двери были не заперты. Никакой охраны не было. Сторож где-то бродил и оказался на месте пожара минут через двадцать после его начала. Но кому вообще нужен поджигатель? Это же был не театр, это был хлев, каждую минуту готовый загореться.
Несмотря на уверенность Кассона в виновности Кареллы и Маркетти, горожане испытывали по этому поводу большие сомнения, во всяком случае, если судить по случайным разговорам и подслушанным замечаниям. Один продавец продуктового рынка возле Риальто сказал женщине, покупавшей у него помидоры:
– Какой дурак может поверить в то, что два венецианца подожгли «Ла Фениче»? Венецианцы – вы только подумайте!
Женщина согласно кивнула.
– Это сумасшествие!
– Да еще за такие смешные деньги! – воскликнул продавец. – Да хоть бы за целое состояние. Нет. Поджечь «Ла Фениче»? Это немыслимо.
Склонность венецианцев к теориям заговора не могла быть удовлетворена смешной идеей о том, что два молодых человека запалили театр, желая избежать мелкого штрафа. За пожаром должно было стоять нечто большее, нечто более серьезное. Для многих людей главным подозреваемым оставалась мафия, если они считали, что это на самом деле был поджог.
Одним из тех, кто не верил в поджог, был по иронии судьбы человек, чьи фотографии были использованы экспертами для доказательства именно того, что это был поджог. В тот вечер, когда произошел пожар, фотограф Грациано Аричи шел ужинать по Кампо-Сан-Фантин и, учуяв запах дыма, увидел пламя и побежал домой за фотоаппаратом. Его фотографии изучали не только эксперты Кассона, но и прокурор Бари, который сравнил их со снимками устроенного поджигателями пожара оперного театра «Петруццелли» и нашел зловещее сходство.
– И все это из-за того, что я за несколько часов до этого поссорился со своей подругой – только благодаря этому я увидел пожар, – рассказал мне Аричи. – Я проводил ее на вапоретто и, вместо того чтобы поехать с ней в Местре, пошел домой, чтобы поужинать в одиночестве.
Аричи пригласил меня посмотреть его фотографии в студии на первом этаже дворца графа Джироламо Марчелло – всего в сотне ярдов от «Ла Фениче». Располагающий к себе седобородый Аричи сел за компьютер и, ловко манипулируя клавиатурой и мышью, показал мне на мониторе снимки горящего театра с разных ракурсов и с разным увеличением. Судя по фотографиям, пожар стремительно распространялся слева направо.