– Такие вещи всегда надо делать приватно, – сказала она, когда я однажды днем пришел в ее служебный кабинет, – и ни в коем случае официально. Например, если «Спасти Венецию» платит за реставрацию картины, то какой-нибудь эксперт из совета директоров может счесть возможным приехать в Венецию и сказать ответственному чиновнику: «Знаете, вам не стоит использовать такое-то химическое вещество». Чиновник подумает, что его критикуют, и ответит: «Но именно это мы хотим сделать». В итоге проект стопорится. Я предпочитаю решать проблемы по-другому, я говорю: «Меня спрашивали, возможно ли то или это». Потом я просто сравниваю две идеи, а не противопоставляю их. Казалось бы, мелочь, но это очень важно. Такова наша натура, наш образ действия, наш способ лавирования. Он мягкий, не напористый. Обычно у чиновника возникает желание обсудить новые идеи с другими экспертами, но только в случае, если об этих идеях ему говорят беспристрастно. И конечно, только приватно.
– Что вы имеете в виду под словом «приватно»?
– С глазу на глаз, – ответила она. – Если при разговоре присутствует кто-то третий, то обстановка перестает быть приватной. Она становится публичной, и чиновник, будучи всего лишь человеком, испытывает смущение.
Обычно фонд «Спасти Венецию» выбирал объекты реставрации из списка, составленного чиновниками, но в случае церкви Санта-Мария-деи-Мираколи с инициативой выступил именно он. Этот проект не значился ни в одном списке. Церковь почернела от маслянистого налета внутри и снаружи. «Спасти Венецию» предложил использовать для реставрации экспериментальные методы, и руководитель ведомства по охране памятников сначала очень резко воспротивился. Он хотел провести всестороннее исследование состояния здания, прежде чем разрешить проведение работ, и это могло растянуться на десятилетия. В конце концов фонд «Спасти Венецию» предложил проводить работу поэтапно: открыть небольшой участок пола, посмотреть, что получится, а затем решить, стоит продолжать или нет. Руководитель согласился, и осуществление проекта началось.
Фонд рассчитывал закончить реставрацию за два года, к 1989 году, к пятисотлетию церкви. Но даже собственные эксперты фонда настаивали на предварительном исследовании состояния церкви, которое продолжалось два года. Специалисты проанализировали пробы всех веществ, входивших в конструкции здания, выполнили масштабный чертеж с помощью лазерных измерений, эхолотом определили толщину стен, а также зарегистрировали их влажность и температуру.
Когда первые мраморные панели были отделены от кирпичных стен, выяснилось, что соль каналов просочилась в пористые кирпичи и проникла в мрамор. Мраморные плиты на 14 процентов состояли из соли. Многие плиты были готовы вот-вот расколоться. Следовало снять каждый кусок мрамора и погрузить в специально изготовленные стальные емкости с циркулирующей проточной дистиллированной водой, чтобы вымыть из мрамора соль.
Реставрация продолжалась не два года, а десять лет и обошлась не в один, как планировалось, а в четыре миллиона долларов. Но теперь все это не имело значения. Восстановленная и засиявшая во всем своем блеске церковь стала шедевром реставрации и образцом успешного сотрудничества на всех уровнях. Этот проект был самым амбициозным из всех, когда-либо осуществленных любым из тридцати частных комитетов, занимавшихся реставрацией в Венеции. Благодаря образцово-показательной реставрации фонд «Спасти Венецию» приобрел большой авторитет. Члены престижного «Атенео Венето», высшего совета венецианского интеллектуального сообщества, проголосовали за вручение своей высшей награды, премии Пьетро Торта, фонду «Спасти Венецию» и его председателю Лоуренсу Доу Ловетту.
Леза Марчелло утром того дня поговорила с Ловеттом и известила его о том, что присуждение премии утверждено. Ловетт, уроженец флоридского Джексонвилла, снискал любовь венецианцев покупкой дворца девятнадцатого века на Гранд-канале; Ловетт отреставрировал его и сделал своей резиденцией. Дворец был роскошно обставлен, с его террасы, самой широкой на Гранд-канале, открывался отличный вид на мост Риальто. Ловетт часто устраивал званые обеды на двадцать и более персон – еду поставлял бар «У Гарри», а гостей обслуживал взвод официантов в белых перчатках.