Выбрать главу

Лето текло своим чередом, дискуссии между членами совета не утихали, и постепенно обнаружилось, что в дополнение к борьбе за власть между Гатри и Ловеттом существует еще нечто, подобное подводному течению, которое только теперь достигло поверхности. Некоторые члены совета, сочувствовавшие Ловетту, начали понимать, что фонд «Спасти Венецию» потерял свою ауру исключительности, что супруги Гатри стали контролировать списки приглашенных, в результате чего многие люди, покупавшие билеты и посещавшие вечера и празднества, оказались… «людьми не нашего круга». Это было эхо социального разделения, расколовшего старый Венецианский комитет полковника Грея в начале семидесятых и закончившегося демонстративным выходом из него группы, ставшей фондом «Спасти Венецию».

Одним из членов совета, который мог бы первым признать, что он, возможно, не из круга Ловетта, был Джек Вассерман, нью-йоркский юрист в области международной торговли, партнер крупного авторитета, занимающегося поглощением компаний, Карла Айкана. Привязанность Вассермана к Венеции возникла во времена его студенческой юности, когда он увлекался историей жизни и поэзией лорда Байрона. Вассерман был президентом Американского общества лорда Байрона и владел большой коллекцией первых изданий книг поэта. В то же время Вассерман никоим образом не был ученым литературоведом. «Байрон сыграл особую роль в моей жизни, когда я впервые приехал в Италию как студент сорок лет назад, – сказал он. – Первые же две строки байроновской поэзии кладут на лопатки любую девчонку».

Вассерман ужинал за столом в углу бара «У Гарри», когда я присоединился к нему. Первым делом он познакомил меня с хорошо воспитанным черным пуделем, сидевшим под столом у миски с водой. Пудель был назван в честь британского министра обороны, друга, спутника и душеприказчика Байрона Джона Кэма Хобхауза.

– Знакомство с представителями фонда «Спасти Венецию» стало моей первой встречей с так называемым высшим обществом, – сказал Вассерман. – Мы с женой посещали гала-празднества в течение нескольких лет, где и увидели всех этих поразительных неординарных людей, ну или сильно напоминающих таковых. Поэтому, когда меня попросили войти в совет директоров, поскольку у них не было юриста, а организация быстро росла и юридические вопросы возникали на каждом шагу, я с радостью согласился. Тогда я был страшно доволен собой! Ведь я оказался в одном совете с Оскаром де ла Рентой. Признаюсь, это особенные люди.

Что касается этих двух парней – Ларри и Боба, – то могу сказать, что Ларри – гламурный, социально успешный человек, к тому же очень располагающий к себе. Знаете, когда находишься в обществе Ларри, начинаешь испытывать к нему что-то похожее на благоговение. Не хватает только нимба вокруг головы. У Боба этого нет. Но его биография, образ жизни так необычны, что всегда внимательно прислушиваешься ко всему, что он говорит.

Боб и Беа Гатри работают с шести утра до полуночи, пашут как собаки. Собаки! Они разговаривают со всеми. Им звонят люди: «Мне не нравится мой стол. Мне не нравилось место, где я сидел прошлым вечером». Боб и Беа всегда улаживают проблемы. Рады помочь без вопросов. Ларри не работает в фонде «Спасите Венецию» без отпусков и выходных. Он работает даже не каждый месяц. Это не входит в его обязанности. Его обязанность быть мистером Гламуром, понимаете ли, его задача привлечь на вечер всю эту блестящую толпу с тем, чтобы еще триста человек были готовы заплатить за право находиться с ними в одном помещении. Это его работа, и, знаете, это очень ценно. Но он не работает на вечерах, как это делает Боб. Ларри небожитель. Да, он парит наверху, говорить с ним – все равно что говорить с Богом! Я имею в виду, что иногда он показывается, разодетый в пух и прах, сидя на корме своего катера с какой-нибудь принцессой. Он выходит из катера, появляется на вечере, выражает удовольствие тем, что все идет хорошо, вместе с принцессой возвращается на катер и отчаливает. Это удивительное зрелище. Это так по-королевски. Я хочу сказать, это вызывает благоговейный трепет. Словно побывал в компании какого-нибудь дожа.

Но вот что я скажу об этом аристократизме: однажды кто-то объяснил мне, кто такой сноб. Можно быть снобом, тянущимся вверх. Такой сноб ассоциирует себя с людьми, находящимися выше его. Есть снобы-воображалы – они презирают людей, находящихся ниже. Ларри отличается одержимой, иногда просто ужасной приверженностью к общению с титулованными особами. Ужасной приверженностью! Думаю, Ларри на самом деле искренне верит, что сам рожден для порфиры. Например, однажды во время праздничной недели умер кто-то из английской королевской семьи, уже не помню кто. Ларри тогда сказал: «Букингемский дворец издал…» Он обратился ко мне, как будто мне было до этого какое-то дело. Он продолжил: «Букингемский дворец издал декрет, в котором сказано, что в дни траура не следует посещать коктейльные вечера». Это произошло как раз накануне коктейльного вечера фонда «Спасти Венецию». Я сказал: «Ларри, вы вполне можете идти на вечер, потому что декрет вас не касается». Ларри ответил: «О, я не могу этого сделать. То есть я хочу сказать, что этого не смогут сделать мои друзья. Король Греции и другие». И он не пошел на коктейльный вечер в Венеции. Он сидел дома вместе с Барбарой Берлингьери, потому что европейская аристократия не пошла на коктейли. Я тогда только мысленно присвистнул.