– Никола все делает не спеша и постепенно, – сказала мне Кристина Беллони. – Он заплатил специалистам, которые работали с наследием Стефани, и благодаря этому они смогли воссоздать образ Марио как поэта, писателя, критика и как гомосексуалиста – он был одним из первых, кто открыто признался в своей сексуальной ориентации; специалистам также удалось сохранить его коллекцию эротической литературы.
Через некоторое время после вступления в права наследства Никола Бернарди заказал каменное надгробие на могильную нишу Стефани на кладбище острова Сан-Микеле. Потом он попросил людей, работавших с бумагами поэта, подобрать подходящую цитату из его произведений для эпитафии. Специалисты нашли текст одной из речей, произнесенных Стефани, и Никола выгравировал ее на камне: «Я хочу, чтобы меня запомнили не столько как поэта, сколько как человека, который любил других».
Протесты Альберта Гардина и его обвинения по поводу причин печальной смерти Марио Стефани в конце концов стихли и превратились в невнятное ворчание. К 2003 году он полностью переключился на участие в шумных дебатах, связанных с установкой восьмифутовой статуи Наполеона, которая была подарена городу Французским комитетом через ведомство по защите наследия Венеции. Одни считали, что памятник надо принять, потому что Наполеон был частью венецианской истории – как бы ни оценивали его роль в ней. Другие, и к ним принадлежал Альберт Гардин, яростно возражали, называя Наполеона террористом, грабителем, предателем, варваром и вандалом. Эта антинаполеоновская партия призывала даже привлечь Наполеона к суду посмертно, то есть к проведению некоего подобия Нюрнбергского трибунала.
Однажды я шел по Калле-дель-Скалетер, и мне вдруг пришла в голову идея зайти к Гардину и поговорить с ним о споре вокруг Наполеона. Подойдя к магазину винтажной одежды, я заметил голову Гардина, торчавшую из-за шляп и коробок, и уже поднял руку, чтобы открыть дверь, когда увидел нечто, буквально пригвоздившее меня к месту. Справа от двери на стекле витрины было написано «Винтажная одежда; распродажа шляп и шалей», причем текст был начертан уже знакомым мне синим фломастером.
Глава 14
Повторное посещение ада
Лаура Мильори стояла в одном из помещений «Ла Фениче» и смотрела на закопченные, покрытые черной сажей стены. Шел январь 2000 года, после пожара минуло уже четыре года, а у «Ла Фениче» до сих пор не было крыши. Зал театра представлял собой малоприглядную яму. Синьорина Мильори знала, что под слоем грязи на стенах этого зала – зала Данте – сохранились остатки фресковой панели, изображавшей среди прочего Inferno [46]. Синьорину Мильори пригласили сюда как реставратора для восстановления того, что осталось от шести фресок этого зала – сцен из «Божественной комедии».
– Повреждения причинены не только пламенем и дымом, – сказала она. – Пожарные использовали для тушения воду из мелкого канала, поэтому в течение многих часов фрески подвергались воздействию грязной соленой воды. Надо еще вспомнить, что без крыши ничто несколько лет не защищало стены от дождей.
– С чего вы начнете? – спросил я. Почерневшие стены были покрыты маслянистой пленкой.
– Первое, что мы должны сделать, – ответила она, – даже до смывания грязи, – это сохранить фреску. Местами фреска отделилась от стены; между ее отслоившимися частями и стеной образовался просвет толщиной около сантиметра. Для начала мы покроем фреску тонкой японской бумагой, чтобы предохранить штукатурку от падения. Потом впрыснем под слой росписи немного штукатурки, чтобы заполнить пустоты и прикрепить фреску к стене. Сделав это, мы удалим бумагу и возьмем пробы краски. Потом, собственно, и начнется процесс очистки – грязь мы будем отстукивать лопаточками, пропитанными дистиллированной водой, смешанной с различными веществами. Никто на самом деле не знает, что мы там обнаружим, потому что двадцать пять лет назад фрески были закрыты картинами Вирджилио Гвиди. Все это время фресок никто не видел, а фотографии, которые нам удалось найти, оказались старыми и нечеткими.
Лаура Мильори не могла немедленно приступить к реставрации. Все работы в «Ла Фениче» были остановлены в феврале 1998 года, когда суд отменил контракт с фиатовским «Импреджило» через восемь месяцев после начала работ. Контракт был отдан компании, занявшей на конкурсе второе место, – «Хольцман – Романьоли», но начало работы задерживалось приобретением частных апартаментов, одобрением планов и запутанными переговорами по заключению контракта. Только по прошествии шестнадцати месяцев строительные работы были наконец возобновлены, и с самого начала все пошло не слишком хорошо.