Энрико Кареллы не оказалось дома, когда явились полицейские, не вернулся он и в течение дня, и на следующий день. В интервью, данном за два месяца до этого корреспонденту «Иль Газеттино» Джанлуке Амадори, Энрико сказал, что если апелляция будет отклонена, то он отбудет свой срок. Адвокат Кареллы сообщил вскоре после отклонения апелляции, что недавно говорил с подзащитным, и тот уверил его в том, что скоро сам сдастся полиции. На третий день венецианские власти объявили Кареллу «пропавшим», но не «скрывающимся». В конце недели они же объявили его беглецом, лицом, скрывающимся от правосудия.
– Так кто платил залог? – спросил я. – И насколько он велик?
– Какой залог? – удивился адвокат. – В Италии нет системы залогов. Она существовала в течение двух или трех лет, но не было института поручителей, как у вас в Америке, поэтому от отбывания срока могли уйти только богатые обвиняемые. Это стало социальной проблемой.
– Как вы думаете, полиция его ищет?
– Думаю, что да, поскольку это очевидное унижение полиции. Они не смогли поймать того, кого должны были поймать. По моему мнению, Карелла вел себя, как человек, собиравшийся соскочить. Он готовился к этому. Даже интервью, данное им газетчикам, было частью всей этой постановки, когда он заявил, что отбудет срок, если кассационный суд отклонит апелляцию. Дело еще не закончено. Я в адвокатуре уже тридцать лет, и я обычно не проигрывал дел. Никогда не отставляю дела на полке. Все они хранятся у меня в компьютере. Обещаю вам, что, если произойдет что-то важное, я поставлю вас в известность. Я не все говорил вам, буду честен. Да, я не говорил вам всего.
Что бы ни скрывал от меня Джованни Сено, это едва ли могло облегчить участь Массимилиано Маркетти, отбывавшего шестилетний срок в Падуе – в той самой тюрьме, из которой несколько лет назад смог вырваться старый мафиозный клиент Сено – Феличе «Ангелочек» Маньеро.
Я отправился в Сальцано навестить Маркетти. Мы сидели на кухне и пили кока-колу из пластиковой бутылки, как в прошлый мой приезд.
– Из-за бегства Ангелочка Маньеро, – сказал отец Маркетти, – заключенных теперь целыми днями держат запертыми в камерах.
Несмотря на то что супруги Маркетти были измучены заботами и подавлены, я чувствовал: они испытывают облегчение оттого, что отсчет времени до окончания этого кошмара уже начался. При хорошем поведении Массимилиано мог рассчитывать выйти на свободу через два года и восемь месяцев.
– Но они все равно находят способы его мучить, – сказала мать. – На прошлой неделе ему прислали официальное письмо, в котором было сказано, что срок его заключения был рассчитан неправильно и что ему придется провести в тюрьме на четырнадцать дней больше.
– Потом ему прислали счет за судебные издержки, – добавил отец, – счет на две тысячи пятьсот восемьдесят два евро [3300 долларов].
Синьора Маркетти грустно кивнула.
– Вы что-нибудь слышали о вашем племяннике, Энрико Карелле?
– Нет, – ответила синьора Маркетти.
– Что сказала ваша сестра о его исчезновении?
– Я не разговаривала с ней.
– В самом деле? И давно?
– Последний раз мы говорили три месяца назад, когда Массимилиано отправили в тюрьму. Сестра перестала со мной общаться. С тех пор она мне не звонила.
– Но и вы ей не звонили?
– Нет, это она должна позвонить первой.
– Вы так думаете, поскольку считаете, что именно Энрико отвечает за все ваши беды?
– Да, все было бы хорошо, не предложи он нашему Массимилиано работу, – произнес ее муж.
Вернувшись в Венецию, я отправился в Джудекку, к Лючии Карелле, матери Энрико. Она ничего не слышала о сыне с момента его исчезновения.
– Я предпочитаю ничего о нем не знать, – сказала она, – ведь если я о нем услышу, это будет означать, что с ним что-то случилось. Если я ничего не слышу, значит, с ним все в порядке. Возможно. Настолько в порядке, насколько это возможно для беглеца.