Дороти и Паунд поселились у Мэри в Южном Тироле, в Брунненбурге, средневековом замке, который Мэри и ее муж, египтолог Борис де Рахевильц, купили, восстановили и реставрировали, ибо в момент покупки он фактически представлял собой груду развалин. В течение следующих двух лет Паунды жили у четы де Рахевильц. В 1961 году, больной, раздавленный тяжелой депрессией Паунд изъявил желание перейти под опеку Ольги. Последние одиннадцать лет жизни он провел с Ольгой в доме 252 на Калле-Кверини, где окончательно обвил себя коконом молчания.
Невзирая на упорный отказ Паунда говорить, легионы ученых, преданных адептов и просто любопытствующих стремились получить у него аудиенцию. Достойных побывать в «Тайном гнезде» отбирала Ольга. Она просто просила каждого просителя прочесть на память хотя бы одну строку любого из тысяч написанных Эзрой Паундом стихотворений, и многие не могли этого сделать.
Пробыв тридцать пять лет «другой женщиной», не имея никаких законных прав, Ольга теперь не должна была делить Паунда с Дороти. Ольга оставалась с ним в самые опасные и безнадежные времена, и он был ей за это безмерно благодарен. «В одном мизинце Ольги, – говорил он, – больше мужества, чем во всем моем никчемном бренном теле. Она сохраняла мне жизнь десять лет, за что никто не станет ее благодарить». Паунд умер в 1972 году, и прах его упокоился на кладбищенском острове Сан-Микеле. Ольга присоединилась к нему спустя двадцать четыре года. (Дороти умерла через год после Паунда и была похоронена в Англии, в своем семейном склепе.)
В 1966 году Паунд сочинил поэтическую хвалу Ольге, которую намеревался поместить в конце последней «Песни», когда бы она ни была написана в оставшееся для него время:
Двадцать лет, прошедших после смерти Паунда, Ольга жила одна в «Тайном гнезде». Ученые, газетчики и друзья никогда не оставляли ее своим вниманием, и она привечала многих из них, угощала чаем, вовлекала в оживленные разговоры, заканчивая почти каждое свое утверждение словом «Capito?» – «Понятно?». Свою единственную миссию она видела в поддержании огня вечной памяти об Эзре Паунде и в его защите от обвинения в фашизме и антисемитизме, и это была нелегкая задача, учитывая его выступления по радио с апологией Муссолини и тот антисемитский бред, который он нес в своих письмах.
Несмотря на почтенный возраст, Ольга была преисполнена решимости жить в Венеции, даже если это сулило ей одиночество. Превыше всего она ценила свою независимость. Мэри, жившая в трех часах пути, в Южном Тироле, испытала поэтому невероятное облегчение, когда Филипп и Джейн Райлендс подружились с Ольгой и проявили большую заинтересованность в ее благополучии. Они были молоды, блистательны, влиятельны и – что казалось очевидным – респектабельны. Их связь с Собранием Гуггенхайм, находившимся буквально по соседству от Калле-Кверини, удваивала их привлекательность в глазах Мэри.
Джейн и Филипп Райлендс души не чаяли в Ольге. Они посещали ее ежедневно, возили на обеды, приглашали на вечера, делали для нее покупки, заботились о бытовых мелочах и обеспечивали ее едой. В 1983 году Джейн организовала в отеле «Гритти» семинар на тему: «Эзра Паунд в Италии», где выступили три члена «другой семьи Паунда»: Ольга, Мэри и сын Мэри Вальтер. Через два года Джейн организовала – тоже в «Гритти» – гала-концерт по случаю девяностого дня рождения Ольги.
Казалось, Джейн и Филипп Райлендс были готовы сделать для Ольги решительно что угодно. Зимой они покупали дрова у Гуггенхайм; после наводнения они очистили пол первого этажа дома. Если возникала проблема – протечка, засор канализации, расплавление предохранителя, – Ольга знала, что может рассчитывать на Джейн Райлендс, которая быстро и умело справится с любой неприятностью. Со временем, однако, появились признаки постепенного превращения заботы Джейн Райлендс в контроль.
В 1986 году Ольга предложила молодому американскому художнику Винсенту Куперу стол и кров в доме 252 по Калле-Кверини в обмен на роспись арок и колонн первого этажа в стиле тромплей. Ольга хотела, чтобы стены выглядели так же, как до войны, когда она жила в доме с Паундом. Роспись была смыта после конфискации дома. Куперу предстояло жить на верхнем этаже, где прежде был кабинет Паунда и спальня маленькой Мэри.
– В то утро, когда я приехал, – рассказал мне Купер, – в дом явилась миссис Райлендс и, громко топая, поднялась ко мне наверх и очень ясно дала мне понять, что для нее мой приезд нежелателен. Она подошла ко мне, скрестив руки на груди, и, глядя мне прямо в глаза, сказала, что я приехал в дом крупнейшего литератора двадцатого века. «В доме находятся очень важные и ценные предметы, – пояснила она, – и, если что-нибудь пропадет, то обвинят в этом вас… а я не думаю, что вам это надо».
35
Запомнится, запомнится навсегда \\ Тот подвиг, \\ Подвиг Ольги, \\ Подвиг красоты, \\ И Ольга – имя мужеству ее