Мы вышли из ресторана и направились вниз по Калле-Валларессо.
– Что вы можете сказать мне о фонде Эзры Паунда? – спросил я, шагая рядом с ним.
Лицо Чиприани сразу посерьезнело.
– Это не очень красивая история, – произнес он.
Рабочий, кативший тачку, поравнявшись с нами, крикнул: «Чао, Арриго!» Чиприани помахал ему рукой и свернул в узкий переулок между домами, не сбавляя темпа ходьбы.
– Ко мне пришла Джейн Райлендс, – заговорил он, – и сказала, что она наводит порядок в доме Ольги Радж. Джейн спросила, не соглашусь ли я принять на хранение несколько вещей, поставив их в magazzino, складское помещение, находившееся рядом с входом в дом Ольги. Первый этаж у меня пустовал, и я согласился.
Чиприани свернул в следующий переулок, где его, улыбаясь, приветствовали два бизнесмена: «Чао, Арриго!»
– Через некоторое время, – продолжил Чиприани, – рабочие, трудившиеся неподалеку, сказали мне, что Джейн Райлендс часто наведывается в magazzino. Приблизительно в то же время я случайно повстречал на улице Джоан Фицджеральд, скульптора, очень близкого друга Паунда и Ольги. Она изваяла скульптуру старика; теперь эта скульптура находится в Национальной портретной галерее в Вашингтоне. Я сказал Джоан, что у меня хранятся некоторые вещи Ольги, а она сказала мне, что Ольга очень тревожится за свое имущество. Джоан еще добавила, что Джейн Райлендс забрала несколько ящиков, а потом вернула их пустыми, и теперь Ольга не знает, где находится их содержимое. Я ответил: «Думаю, что я это знаю. Позвольте мне проверить».
Только для того, чтобы удостовериться, – продолжил Чиприани, – я зашел в magazzino и действительно их там обнаружил: большие кипы документов, упакованных в пластиковую пленку. На упаковках были надписи: «Не трогать», «Собственность фонда Эзры Паунда». Я позвонил Джоан и двум своим друзьям-бизнесменам и сказал им: «Приходите!»
Это было в пасхальное воскресенье. Мы привели Ольгу в magazzino, и, увидев документы, она воскликнула: «Это мои вещи!» Она тотчас принялась забирать бумаги, чтобы отнести их в дом, но там у нее не было места, и тогда я предложил: «Подождите! У меня есть неплохая идея. На противоположной стороне канала есть еще один мой magazzino, а ключ от него у меня как раз с собой». Мы перенесли ящики и документы через канал в дом номер двести сорок восемь и заперли дверь. Я страшно разозлился. Я стал невольным соучастником действий Джейн – законных или незаконных. У меня могли быть серьезные неприятности, а теперь, перенеся в другое место пакеты с надписями «Не трогать», я опасался, что меня могут обвинить в похищении собственности Джейн. Короче, мы все подписали составленную мной бумагу, где было сказано, что мы перенесли ящики.
Чиприани завернул за следующий угол, и мы оказались на залитом солнцем выходе на мост Риальто.
– Знаете, – продолжил он, – у меня с самого начала было какое-то странное чувство. После того как я согласился принять на хранение ее вещи, она спросила, не хочу ли я войти в совет директоров фонда Эзры Паунда. Но где я, и где поэзия Эзры Паунда?
Двое мужчин, стоявших в дверях дома, окликнули Арриго и помахали ему.
– Ciao! Subito, subito! [37]– ответил он. Потом, обернувшись ко мне, сказал: – Ну вот, пожалуй, и все. Как я уже упоминал, это не очень красивая история.
Эпизод с исчезновением документов стал поворотным пунктом в судьбе фонда Эзры Паунда. Джейн сообщила Ольге, что перенесла документы в более безопасное место на случай наводнения, но каждому было ясно, что первый этаж magazzino Арриго Чиприани находился на том же уровне, что и первый этаж дома Ольги, а значит, был нисколько не безопаснее.
Харальд Бём, скульптор, рассказал мне, что Джейн воспользовалась его помощью в перемещении документов.
– Джейн спросила, не помогу ли я перенести некоторые предметы мебели. Дело было на Рождество. Я согласился, потому что Джейн пользуется определенным влиянием в мире искусства. Она может познакомить художников с богатыми людьми, а я в то время надеялся, что она поспособствует мне в поиске выгодного заказа. Но, придя в дом Ольги, я понял: мы будем переносить не мебель, а бумаги. Джейн сказала, что это очень ценные документы, а если они останутся в доме Ольги, то кто-нибудь сможет их украсть или родственники Ольги решат их продать. Джейн говорила так, будто мы совершали что-то героическое. Но я заметил, что, пока мы с Филиппом выносили документы, Джейн наверху отвлекала Ольгу разговорами. Мне показалось, что Ольга не знала, чем мы занимались, и я занервничал. Я знал, что у Ольги что-то вроде болезни Альцгеймера. Собственно, это все знали. Я боялся, что Ольгу просто хотят одурачить, как одурачили и меня, уговорив участвовать в выносе документов. Я даже боялся ареста, особенно после того, как Джейн сказала: «Об этом никто не должен знать, иначе peggio per te – у тебя будут неприятности».