— Пойду я, — выдавил Поттс.
— Чего вам хочется? — спросила она.
— Лучше мне уйти, — повторил Поттс, но не шелохнулся.
— Нет, — ответила Ингрид. — Делайте то, что вам хочется. Что у вас на уме.
Поттс потянулся к ней и коснулся ее лица. Она взяла его руку и опустила в вырез платья. Его ладонь скользнула по нейлону, крошечному бантику и твердеющему от прикосновения соску. Она подняла подол и положила его руку себе между ног. Сжимая ее, Поттс почувствовал, как влажное тепло наполнило ладонь. Ингрид прильнула к нему, обхватила за талию, прижалась щекой к плечу. Медленно повела его из кухни, по коридору, мимо комнаты, где старушка смотрела телевизор, бормоча что-то под нос, в спальню. Она неспешно разделась под взглядом Поттса, словно говоря ему: «Вот кто я на самом деле». И в его сознании две ее половинки слились в одну. Ингрид подошла к нему и начала раздевать. Поттс не сопротивлялся. Она потянула его в постель, скользнула под него. И тут Поттс пропал. С головой пропал. Положил одну руку под ее затылок, вторую под бедро и попытался войти в нее не только членом, но и всем телом, проникнуть сквозь плоть в самую суть. Уткнулся лицом в ямочку у основания ее шеи, где собирается пот. Он вдыхал ее, ощущал ее вкус. И кончил так неистово, что рухнул, обессиленный и беспомощный. И слегка напуганный. Поттс лежал на спине. Она положила руку на его грудь, голову на плечо. Он чувствовал, как горят царапины на его спине и укус у шеи. И ощущал каждую клеточку ее тела, прижатого к нему. Господи!
— Я некрасивая, — сказала Ингрид. — Я знаю.
— По-моему, ты красивая. Я, наверное, никогда никого красивее тебя не видел.
— У меня были другие мужчины. Многовато, пожалуй. И я с ними такое делала, за что мне стыдно. Ради них делала. Но если хочешь, я тебе расскажу.
— Не надо мне этого.
— Не хочется, чтобы ты принимал меня не за такую, какая я есть на самом деле.
— Все, что надо, я и так уже знаю.
— И что же это?
Поттс приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел ей в глаза.
— Что ты хорошая женщина. Мы оба не ангелы. Я срок мотал, между прочим. Пять годиков отсидел в Техасе за вооруженное ограбление. Это что-то меняет?
— Нет.
— Как тебе кажется, ты захочешь меня снова увидеть?
— Я теперь тебя ни за что не отпущу, — ответила она.
Поттсу послышался голос отца. Но он отмахнулся от него.
Глава 17
Бобби Дай устроил барбекю на вершине мира. По крайней мере, так казалось Шпандау. День был солнечный и ясный. Под площадкой бассейна Бобби расстилался бескрайний Лос-Анджелес. И отсюда он вполне терпим, потому что ты выше него, ты среди богов. Два подающих надежды кулинарных гения колдовали у гриля, еду разносили студенты актерских школ, отбывая обязательную официантскую повинность. Они были красивы, почти как те модели, что резвились в воде. Мужчины все доводились Бобби приятелями — несколько актеров средней руки, музыканты, товарищи по стародавним пьянкам и укуркам. Ни единого человека из съемочной группы. Наступили выходные, и Бобби решил отвести душу. Расслабиться по полной. Собирушка по-домашнему, на которой можно болтать, не задумываясь. То есть на самом деле, конечно, нельзя. Но Бобби было приятно тешить себя иллюзией, что можно. Моделей привела Ирина, и к вящей радости его приятелей они пытались переплюнуть друг друга в том, чтобы прикрыть свое тело минимальным количеством одежды. Некоторые уже успели избавиться от верха. Из динамиков ревел рок. Напитки текли рекой. Но у многих глаза горели из-за другого подогрева.
Ирина Горбачева, девушка Бобби, была высокой блондинкой с идеальной внешностью. Она знала обэтом не хуже других и великодушно позволяла любоваться собой. По красоте она значительно превосходила всех присутствовавших дам, как и было ею запланировано. Так же, как Бобби срежиссировал свое превосходство над остальными. Только полный идиот подбирает декорации себе в ущерб. Шпандау было совестно ее разглядывать, но с нее все глаз не сводили, и ей это нравилось. Ирина мечтала стать кинозвездой. А раз на тебя все пялятся, значит, есть надежда пробиться. Таланта в ней не было ни грамма. Говорила она, как Наташа из муль-тика «Роки и Бульвинкль», только с акцентом. Но, с другой стороны, Арнольду Шварценеггеру это не помешало. Шпандау стоял в сторонке и пил пиво, когда к нему подплыла Ирина. Забрала у него стакан, сделала глоток и скривилась.
— Русские любят водку, — сообщила она.
— Да, слышал.
— Сладкая жизнь, да? — Ирина повела рукой, указывая на собравшихся. — Куча говна побольше, чем в Питере. — Она приехала из Минска, но кто-то намекнул ей, что Минск — это не круто.
— Терпимо, — ответил Шпандау.
— И что, если кто-то в Бобби пальнет, вы встанете под пулю?
— А я разве должен? Черт, меня не предупредили.
— Вы забавный.
— Божий дар.
— Вокруг столько симпатичных девушек, а вы в уголок забились, пиво пьете. По крайней мере, одна из них не отказалась бы перепихнуться с вами.
Вы что, голубой?
— Меня ранило на войне. Фугас между ног попал.
— Жапость какая.
Она подошла к шезлонгу, взглянула на Шпандау, улыбнулась, сняла верх купальника. И изящно улеглась на солнышке.
К Шпандау подошел Джинджер с тарелкой закусок.
— Застенчивая малышка, да? — сказал он.
— Давно они с Бобби вместе?
— Месяца два. На съемках познакомились. Их познакомил Хурадо. Я имел удовольствие при этом присутствовать. Она подошла к Бобби, взяла его за ухо и прошептала: «Теперь ты мой». Не оставив ему никаких шансов.
— Ну он уже большой мальчик.
— Нет, маленький. Он в нее влюбился. Можете такое вообразить? У него в голове где-то там сложилось, что она угомонится и станет примерной женой и домохозяйкой, вроде Джун Кливер.[80]
Но, извините, у госпожи Горбачевой другие планы.
— А именно?
— Мы хотим быть звездой, милый, разве не так? А иначе зачем ей здесь быть?
Откуда ни возьмись появился Бобби, весь на нервах. Джинджер испарился.
— Ну ты как, тебе тут нравится? — спросил Бобби.
— Вид хорош.
— Ага. Прям как дефиле «Секрета Виктории». Слушай, а ты чего не подкатишь к кому-нибудь?
— Не мой контингент.
— Да брось. Ты ж мой друг. Ты теперь в нашей компании.
— Что это с тобой?
Бобби пританцовывал на одном месте.
— Да я сейчас просто обоссусь. В туалет на первом этаже очередь на милю.
— Так иди на второй.
— Не могу.
— Почему?
Бобби выразительно посмотрел на Шпандау, и тот тоже представил себе мертвую девушку.
— Ищу новое место. Не могу здесь больше оставаться. Меня словно привидение преследует.
Бобби оглянулся и заметил Ирину с голой грудью в шезлонге.
— Что за блядство!
Он подошел к ней и зло буркнул что-то. Она огрызнулась в ответ. Бобби рявкнул на нее. Ирина пожала плечами, но бюстгальтер надела. Бобби вернулся к Шпандау.
— Ни стыда ни совести у них.
— Бобби, да ее фотографий везде полно.
— Знаю я. Но это не значит, что мне приятно. Одно дело — в журнале. А другое, когда она ими трясет перед моими друзьями. — Бобби, кажется, был доведен до отчаяния. — Это все-таки мой дом, а мне приходится отливать в кустах. Господи!
Бобби пошел искать, где отлить. Шпандау нашел свободный стул подальше от общего шума, допил пиво и взял еще стакан, дивясь на резвящихся красавцев и красоток. Войдя в дом, он обнаружил, что в туалет на первом этаже действительно выстроилась очередь. Шпандау поднялся на второй этаж и постучал в дверь туалета. «Да-да, минуточку», — ответил женский голос.
Шпандау расслышал голоса из спальни — той самой, в которой теперь боялся спать Бобби.
Голоса показались ему знакомыми, он подошел поближе к приоткрытой двери и увидел интимный тет-а-тет Ирины и Хурадо. Они ворковали вполголоса. Ирина надула губы. Хурадо улыбнулся, не принимая обиду всерьез, и ущипнул ее за сосок, проступавший сквозь узенький верх бикини. Ирина засмеялась, но руку его не отвела. Дверь за спиной Шпандау открылась. Шмыгая носом и водя пальцем по десне, из туалета вышла блондинка. Она улыбнулась Шпандау и проскользнула мимо него, а в туалете еще одна модель смахнула что-то с тумбочки и бросила в сумочку флакон. Она тоже улыбнулась Шпандау и спустилась вниз. Дэвид взглянул на раковину в туалете и вспомнил, как Бобби рассказывал о погибшей девочке. Он словно увидел, как она сидит там с иглой в посиневшем бедре. Шпандау не стал входить и закрыл дверь.
80
Джун Эвелин Бронсон Кливер — персонале американского ситкома «Положитесь на Бивера», образец хорошей жены и матери.