Он удивленно смотрит на меня и коротко усмехается: "Или я могу показать тебе что-нибудь другое, если хочешь".
Отвращение бурлит в моем нутре. Нет, спасибо.
Я ставлю чашу на стол и, склонив голову набок, иду к нему. Шаг за шагом, стараясь быть такой же стремительной и соблазнительной: "Как насчет того… — мои пальцы на цыпочках подбираются к его руке, — чтобы ты закрыл глаза, а я вместо этого удивила тебя?"
Его глаза стекленеют от вожделения и становятся дикими, когда я беру его кубок и выливаю в него вино. Я расстегиваю верхнюю часть корсета, затем делаю паузу и поднимаю бровь, чтобы он закрыл глаза.
Он слушает не меньше секунды, и я улыбаюсь, поднимая кубок и ударяя им его по голове. Кровать прогибается и скрипит, когда он падает на нее.
Спасибо Солярису за это.
Я с опаской оглядываюсь по сторонам и, бросив потир, бегу к его столу, роясь в ящиках. Монеты звенят по дереву, а затем я перехожу к книжным полкам, размышляя, не спрятаны ли они где-нибудь за книгами.
Пытаясь дотянуться до верхней полки, я отступаю назад и врезаюсь прямо в чью-то грудь.
Я поворачиваюсь лицом к Таррону, который уже очнулся.
Мой взгляд перескакивает с пустой кровати на него. Выражение его лица холодное, яростное.
"Вот это был сюрприз". Он потирает затылок: "Мисти, если это вообще твое настоящее имя".
Надо было ударить его посильнее.
"Ты что, воровка?" Он прижал меня спиной к книжной полке. Я смотрю на дверь и забавляюсь мыслью о том, чтобы ударить его в промежность. Но он хватает меня за локоть, а другой рукой крепко обхватывает за талию. Меня ослепляет боль, когда его рука впивается в мою кожу: "Хочешь знать, что я делаю с такими ворами, как ты?"
Воздух в легких перекрывается, и из моего горла вырывается слабый задыхающийся звук, прежде чем его рот оказывается на моем. Его язык, как у ящерицы, размазывается по мне, а я пытаюсь плотно сжать губы и скорчить гримасу.
Мне хочется вырваться, и я прижимаюсь к нему, борясь с привкусом алкоголя на его губах.
Он быстро отстраняется с ворчанием, и я вынимаю из ножен кинжал, поднимая его перед собой, чтобы предупредить его, чтобы он больше не приближался.
Его пальцы устремляются к нижней губе, он прижимает ее и оттягивает, чтобы найти кровь: "Ты меня укусила!"
"Я сделаю гораздо хуже", — выплевываю я, вдыхая в себя каждый глоток воздуха. От него исходит дикая ярость, затем мой взгляд устремляется к двери. Дариус врывается в дверь, от которой отламываются доски, и я смотрю ему вслед, потрясенная тем, что все люди Таррона лежат на полу без сознания.
Показуха.
Перевожу взгляд на Дария, и он замечает мою губу: на ней, должно быть, кровь Таррона. В его взгляде появляется ярость и гнев, он переводит взгляд с меня на Таррона.
"Кто вы такие?" требует Таррон. Я держу клинок наготове, не желая давать ему шанс напасть, но его лицо медленно бледнеет, словно он вот-вот потеряет сознание. Он отступает назад, заикаясь, и шепчет: "Золотой вор".
Должно быть, Дарий сбросил свой гламур.
"Нет, пожалуйста", — умоляет Таррон; слюна брызжет у него изо рта, когда он смотрит между нами и скрючивается на полу: "Пожалуйста, не трогайте меня. Возьми все, что хочешь: деньги, драгоценности, все, что угодно!"
Дарий хмыкает, улыбаясь, как будто ему приятно, что его имя вызывает такой страх у того, к кому он еще не прикасался. Он идет вперед, его ухмылка говорит о том, что с ним не стоит шутить, он сохраняет самообладание, но чем больше тянутся секунды, я думаю, не ждет ли он удара.
"Я хочу, чтобы ты закрыл эту таверну, заплатил каждой буфетчице по заслугам, а потом навсегда покинул Драггарды", — опускается он до уровня Таррона.
Итак, Дарий хочет получить не только кристалл. Он жаждет справедливости.
"И…" Таррон сглотнул: "А если нет?"
Дарий поднимает руку к лицу Таррона. То, что могло бы показаться чувственным движением, таковым не является: из пальца Дария, обтянутого перчаткой, вырывается пламя: "Тогда я заставлю тебя пожалеть, что ты не подчинился".
Мои мышцы напряглись, и Таррон вскрикнул, когда пламя коснулось его кожи.
Дарий на мгновение убирает палец: "А теперь извинись перед юной леди".
"Мне… мне очень жаль", — хнычет Таррон, глядя на меня. Жгучая паника щиплет ему глаза, но я остаюсь неподвижным, не произнося ни слова, чтобы сказать, принимаю я это или нет. Лучше я оставлю это при себе.