«О, Митра… — мысленно молил человек, — я искуплю этот грех… только дай мне время… Совсем немного, совсем чуть…» Конечно, и сейчас еще не поздно: Майорк не убил его в надежде все-таки вынудить слугу Митры обучить его. Что ж, придется снова притворяться. Это нетрудно, хотя Гром очень не любил притворщиков и сам старался избегать неправды, но жизнь не всегда идет ровно и спокойно даже у очень хороших и честных людей…
Размышляя, Гром не забывал напрягать руки, пытаясь ослабить веревку. Старик связал его крепко, но у слуги Митры силы было вполне достаточно, чтобы разорвать десяток таких веревок… если, конечно, ими не связаны руки…
А Майорк, морщась от дыма, в это время тоже размышлял — как все же заставить Грома обучить его Искусству убивать. То, что этот человек сейчас опасен, не вызывало у него никаких сомнений, поэтому развязывать его было нельзя. Но что делать? Уничтожить Грома, обратить его в камень, а потом снова искать неведомо где другого слугу Митры? Нет. Майорк даже застонал вслух от бессилия. Власть над всем миром была так близко! Проклятый Гром нарушил великолепный план и за это… за это он должен умереть. Такое решение неожиданно успокоило старика. Весь мир еще будет в его руках, обязательно будет, а вот слуга Митры едва ли… Пожалуй, ни одному магу пока не удавалось справиться с таким человеком. Он, Майорк, станет первым! Тщеславного старика эта мысль не только утешила окончательно, но и развеселила. Он захихикал, потирая огромные ладони, и торжествующе посмотрел на лежащего противника, хотя тот и не мог его видеть.
Теперь, когда он принял решение, оставалось придумать только, каким способом уничтожить Грома. Оставить его здесь и поджечь дом? Это был излюбленный прием старого мага, но для Грома, полагал он, такая смерть будет слишком легкой и быстрой. Может, обратить его в камень и поставить во внутреннем дворике? Скучно. Или… Но на этом размышления старика прервались. Он смотрел, как медленно, с едва слышным скрипом открывается дверь в комнату, и явственно ощущал, что внутри отчего-то все холодеет. Майорк никогда не был пуглив, поэтому собственное состояние сейчас обеспокоило его не на шутку. Словно предчувствие сдавило ему грудь; так уже было однажды — когда по древним папирусам и с помощью звезд он увидел свою смерть. Вот так же похолодело все внутри в тот момент и будто мутной пленкой затянуло глаза. Он очнулся с великим трудом и дал себе слово не заглядывать в будущее ни при каких обстоятельствах.
Эти воспоминания промелькнули в голове старика и погасли одновременно с его страшным криком: в комнату ступил человек, лицо которого Майорк узнал сразу, хотя и не видел никогда.
Глава 9
Хольд ступил в комнату и остановился на пороге. Картина, представшая перед ним, была весьма странна и неприятна: клубы дыма, мерно покачиваясь, плавали в небольшом помещении и издавали отвратительный едкий запах, смешанный с еще более отвратительным запахом горелых волос; на полу лежали связанные люди, оба то ли мертвые, то ли без сознания — сквозь дым невозможно было разглядеть; на скамье сидел очень странный, словно больной, лысый огромный старик; парню показалось, что дюжина гримас сменилась за один лишь вздох на длинном костистом лице, стоило ему войти сюда.
Пожав плечами, юный врачеватель отвернулся было, но старик вдруг широко открыл глаза и рот и завизжал так пронзительно, так дико, что Хольд на миг растерялся. Подобные крики он слышал с равнины, когда остановил своей дудой ревущую толпу монстров, уже догоняющих Иену и Конана. А сейчас этот старик… Причем он смотрит именно на него, на Хольда, и совсем не обращает вни- мания на гораздо более могучего варвара. Уж если кто и представляет опасность, так только он, но уж никак не Хольд. Странно…
Словно почувствовав его смятение, друзья подошли ближе, а киммериец выступил немного вперед, огромной фигурой заслонив девушку и парня. Он деловито осмотрел комнату, хмыкнул и прошел на середину, туда, где лежали связанные Гром и маленький китаец. Впрочем, Гром уже не был связан. Веревки упали с его запястий как раз в тот момент, когда спутники вошли сюда.
— Ладно уже орать-то, — спокойный, но глубокий и ясный голос Конана оказал неожиданное действие: старик будто споткнулся. Оборвав визг на высокой ноте, он злобно уставился на незнакомца и зашипел что-то невразумительное, но очевидно грязное. В ответ варвар только сплюнул на пол, но в один плевок он умудрился вложить столько презрения и равнодушия, что Иена и Хольд не смогли сдержать улыбки.
— Да провались ты… — все так же безмятежно произнес он, присел на корточки перед мальчиком и потрогал пальцем веревку на его ногах.
— Уйди! — фальцетом выкрикнул старик. — Уйди от них!
— Заткнись, ты, ублюдок, — Конан говорил пока спокойно, но на самом деле едва сдерживал нарастающую с каждым вздохом ярость. Ударить мальчишку так, что тот потерял сознание, да еще связать его! На это был способен только ублюдок. Тихо рыкнув, киммериец взялся за веревку обеими руками, поднатужился и — плотный жгут лопнул, словно нитка в пальцах швеи.
Старик трясся, не в силах сдвинуться с места, хотя одна лишь мысль обуревала его сейчас: бежать. Бежать не от этого неотесанного дикаря, который развязывает кхитайца, но от хрупкого парнишки, с недоумением и гневом смотрящего то на него, то на его поверженных противников. И даже поднявший вдруг голову Гром произвел на него теперь впечатление ничуть не большее, чем капля дождя в пасмурный день. Бежать! Тяжело дыша, он напрягся и стал сползать со скамьи.
— Отец!
Это слово повергло Майорка в шок. Он окаменел, вытаращив глаза, будто справляющий большую нужду кот, и, забыв вздохнуть, начал мешком валиться на пол.
— Отец! — с отчаянным криком девушка бросилась к Грому, который только что развязал на ногах веревку и теперь вставал, отряхиваясь.
— Иена! — легкий укол в сердце заставил его пошатнуться. Он обнял дочь, нежно прижал ее к себе, вдыхая свежий запах ее волос. — Иена… девочка моя…
Хольд, взиравший на все происходящее с возрастающим недоумением, начал, наконец, приходить в себя. Приняв из рук Конана маленького кхитайца, он положил его осторожно на скамью, затем пошарил в мешке, извлек оттуда какие-то сухие корни и растер их в ладонях; получившийся порошок приложил к вискам мальчика, выждал несколько мгновений… Вен вздохнул, открыл глаза и улыбнулся.
Юный врачеватель улыбнулся в ответ. В следующее мгновение улыбка сбежала с его лица: он взглянул на лежащего у его ног старика и вздохнул. Долг повелевал ему заняться и этим мерзким старикашкой, а поскольку долг Хольд ценил превыше всего, он наклонился и пальцем приоткрыл веко Майорка.
— Ну? — спросил Конан, возвышаясь над парнем. Тот пожал плечами.
— Умер.
— С чего бы это? — удивился варвар. — Никто его не трогал.
— От страха, — юный врачеватель задумчиво смотрел в мутный зрачок старика и видел там свое отражение.
— Я все равно бы его прибил, — зевнул Конан. — Не иначе — колдун. Всегда их не выносил…
— Наклонись, Конан, — попросил вдруг Хольд странным голосом.
— Ну, — варвар пригнулся. — И что?
— Ты ничего не замечаешь?
Киммериец покачал головой.
— Посмотри внимательно.
— Вроде, на тебя похож…
— Я видел его во сне, — взволнованно произнес Хольд. — Это… это мой отец.
— Брось, парень, — Конан сморщил нос и смачно сплюнул. — Мало ли кто на кого похож…
— Я говорю тебе, это мой отец! Вот так же во сне я открывал его веко и видел в зрачке свое отражение… И я знал, кто он. Знал! О, Митра! За что? Родиться от такого козла… — Хольд горестно вздохнул и обхватил голову руками.
— А может, он вовсе не козел… — неуверенно сказала Иена, подойдя к друзьям. — Просто… ну, старый и больной… сумасшедший…
Конан презрительно фыркнул, но промолчал.