— Сердце Аримана? — Конан поперхнулся глотком вина. — Клянусь Кромом, сам Сет заметил тебя, малышка! Сердце Аримана!
— И я пошла. Но по дороге из Замбулы в Кутхемес я увидела на равнине всадников. Они смеялись и кололи саблями какую-то бедную женщину. Я достала свой меч и поскакала туда. И вдруг всадники исчезли, и женщина тоже. Из холмов выскочили отвратительные твари… О, Митра, я испугалась… Их было так много! Они протягивали ко мне лапы, урчали, лязгали зубами… А запах! Я потеряла голову и пришпорила коня. Так я оказалась у стен Вейшана.
— Ты вошла в город и превратилась в парня?
— Да Я вошла в город. Конь мой не смог пройти за ворота. Я оставила его и вскоре услышала, как монстры разрывали его на куски… А я… Здесь нигде нельзя увидеть свое отражение, даже в воде, но… по некоторым признакам я догадалась, что превратилась в мужчину. Даже одежда стала другая. Богаче моей, но… не моя… Потом я узнала от Акселя — он рассказал мне все не сразу, — что в Вейшан могут войти только честные, хорошие люди. Другие же еще на равнине превращаются в монстров и охраняют город, чтобы никто, ни один человек, не вышел отсюда.
— Значит, людей заманивают в Вейшан?
— Не всех. Некоторые идут сюда сами. Например, калеки. Они слышали, что в Вейшане их облик изменится, если они обладают чистой душой. И в самом деле — стоит им оказаться в городе, как у безногих появляются стройные сильные ноги, а у прокаженных кожа становится чистой и нежной, словно у младенца.
— Вряд ли они хотят отсюда уйти, — задумчиво произнес киммериец. — Ведь иначе они снова будут калеками.
— Хотят! — горячо воскликнула Иена. — Очень хотят, Конан! Я не раз слышала их разговоры. «Лучше мне бродить по свету без руки и с отрубленным языком, чем сидеть тут никому не нужным красавцем!» Так говорил один, и другие с ним соглашались.
— Что же, — лениво потянулся Конан. — Тогда мы их отпустим. Пусть идут. Только сначала мы сами уйдем.
— Конан, — тихо сказала Иена, опустив голову. — Я хочу, чтобы ты знал.
— Что еще? — недовольно проворчал варвар. — Выкладывай.
— Мне часто снился здесь сон. Какой-то огромный старик смеялся надо мной и шипел: «Ты хочешь уйти, девочка? Иди. Может быть, мои уроды не тронут тебя. Но не успеет взойти солнце, как ты пожалеешь, что вообще родилась на свет!»
— Всего лишь сон, — пожал плечами Конан, в глубин души не сомневаясь, что девушке действительно грозит опасность.
— Поверь мне, Конан, это не просто сон! Я чувствую, со мной случится что-то страшное, когда мы выйдем из города. Ты не оставишь меня?
— Если ты окажешься хорошенькой — не оставлю, — ухмыльнулся варвар.
— О, Конан! — Иена покраснела и положила тонкую легкую руку ему на грудь. И хотя она еще оставалась парнем, киммериец вновь ощутил, как по всему телу пробежала приятная дрожь. Он зарычал, обхватил хрупкую фигурку тяжелыми ручищами и с силой прижал к себе. «Ай!» — вскрикнул юноша. Конан вздрогнул — и проснулся.
Опять наступила ночь. В комнате было темно, только в дальний угол проникал лунный свет, мерцая там таинственно. Варвар заворочался, жалея, что так недолго спал, и понял вдруг ясно: надоело. Тихая, размеренная жизнь, бесплатное вино и бесплатная еда, добрые люди и красивый город. Как же это скучно! Нет, он решительно не понимал, почему горожане спокойно сидят в Вейшане. Боятся ублюдков? Ха! Лучше умереть, но не проводить день за днем в кровати, лопая мясо, жирея и тоскуя по прежней жизни. Этим людям повезло, что в город попал Конан. Он уйдет отсюда сам и поможет остальным. Им придется лишь немного подождать. Невелика работа.
Киммериец сел на кровати, потянулся. Чем бы заняться? Может, спуститься вниз? Наверняка там еще играют в кости на косточки от слив. Конан порылся в плаще, нашел пару косточек, и вздыхая, пошел играть.
Прошло еще несколько дней. Варвар изнемогал от скуки. Иену все еще был парнем и не мог утешить Конана как подобает, Аксель и кузнец не появлялись. Иену говорил, что Аксель делает горящие камни, а кузнец днями и ночами кует мечи и кольчуги. Так что киммерийцу оставалось лишь убивать время в ожидании, когда все приготовления будут закончены. Он уже до тошноты обпился вина, объелся и наигрался в кости, только Иену как-то скрашивал нелепое существование, рассказывая Конану о своей прошлой жизни.
Варвару казалось, что он живет здесь целую вечность. Старый шемит, угощавший его в Кутхемесе красным вином, пожар, который он видел во сне, тревожные глаза Лайтлбро — все это было давно. Словно огромная клепсидра Митры, каплями отсчитывающая время, разбилась, и прервалось течение жизни. Словно вздохнул Первосотворенный — любимое дитя Хранителя Равновесия, и вздох этот разорвал нить времени. Словно вся земля превратилась вдруг в Серые Равнины и завершилась Жизнь. Конан спал, потом пробуждался, потом опять засыпал, но никакого различия между сном и явью он не чувствовал.
Наконец наступил день, когда и Аксель, и кузнец закончили свои дела. Разглядывая с удивлением горящие камни — черные пористые булыжники величиной с его кулак — варвар ощущал, как снова, едва заметно, начинается жизнь. Жизнь вливалась в его кровь, проникала в жилы и мышцы, туманила голову и торопила: скорее! скорее! И Конан повторял за ней: Скорее! Клянусь Кромом, я залью равнину черной вонючей кровью! Я выйду отсюда, клянусь Кромом!
С нетерпением варвар примеривал кольчугу, охватывающую не только его тело, но и ноги — легкую, почти невесомую, но частую и прочную. Рыча от удовольствия, рубил чудесным мечом воздух, сокрушаясь, что под рукой нет ни одного монстра.
Иену не разделял его нетерпения. Юноша хотел уйти из Вейшана не меньше Конана, но он отлично помнил угрозы старика. Что будет с ним, если он покинет город?
Игалий молча улыбался своей мягкой улыбкой, порой глубоко вздыхая, не в силах сдержать радость.
Аксель был спокоен и невозмутим как всегда. Слишком хорошо он понимал опасность предстоящего путешествия. Все ли они останутся живы? Может быть равнина — жалкая, но отвратительная копия Серых Равнин — оставит кого-то из них навсегда на своей проклятой земле? Или монстры разорвут всех четверых? Кто тогда освободит город?
Тем не менее приготовления были завершены. Пора собираться в путь. Решили выйти перед самым рассветом, чтобы к ночи миновать большую часть равнины.
В последнюю ночь Конан не мог уснуть. Обычно он спокойно спал в любых обстоятельствах — и перед боем, и перед схваткой с демоном, но сейчас было иное. Он так долго ждал этого дня! В действительности прошло совсем немного времени с тех пор, как варвар попал в Вейшан, но ему казалось, что добрая половина жизни прожита здесь, и прожита зря. Он ворочался с боку на бок на своей огромной кровати и вспоминал.
Вот он лежит нагой на просторном ложе в доме Савраски — придворного мага светлейшего дуона Дамаста. Саракка смотрит на него с опаской, хотя и пытается это скрыть. Постепенно Конан приходит в себя. Он совершил грех, он убил молящего о пощаде. Митра наказал его — отнял разум и свою божественную Силу. Но он не оставил варвара. Он дал ему возможность искупить грех. И Саракка, вразумленный и направленный Подателем Жизни, вернул Конану разум чудодейственным порошком арсайи. Время от времени нюхая порошок, киммериец смог вернуться к Учителю, а от него, уже вместе с Риной, отправился в далекое путешествие по подземному царству, к храму Митры. Если б не порошок, что стало бы сейчас с Конаном? Страшно подумать. Бессмысленное существование! Почти как здесь. Наверное, поэтому варвар и вспомнил опять свои последние приключения…
Медленно светлела ночь. Скоро в дверь постучатся. Иену с глазами испуганного оленя. Аксель с мешком горящих камней за плечами. Италии, сжимающий в одной руке клинок, в другой — молот. Верные люди, ставшие на время неотъемлемой частью Конана… Варвар улыбнулся, закрыл глаза — и через мгновенье он уже спал, чуть приоткрыв рот и похрапывая. Ему снилась юная девушка с зелеными бархатистыми глазами…