Плохо пришлось бы тогда Тому, если бы не старые чернокожие приятели тетки Салли. Пошептавшись и поплакав над бедным мальчуганом, они разобрали малышей между собой и сколоти л и деньжонок на проезд Тома на север, в большой город, полный автомобилями, трамваями и высокими домами.
- О! уж там ты наверное не пропадешь, - говорил дядя Билль, поглаживая Тома по курчавым волосам. - Где так много людей, там наверное и много столовых. А где столько столовых, там всегда найдется грязная посуда и на твою долю. Мой тарелки, Том. Мой тарелки и помни» что ты негр. Неграм не приходится много рассуждать на этом свете.
И Том, поцеловав в последний раз всех этих черных Биллей, Цезарин, Туанет и Юмбо, простился наконец со своим родным поселком и сел в грязный вагон, отведенный специально для негров.
- Фу-фу-фу!- закричал сердито паровоз, и маленькая станция дрогнула и поплыла назад. Сквозь мутное окно Том в последний раз видел знакомые лица провожающих его друзей, станционные постройки, голубую даль проплывающих степей, яркое, яркое солнце, небо да красную крышу своего маленького родного домика на солнце.
- Фу-фу-фу! - кричал паровоз. - Ты не наш! Ты не наш! Ты не наш!-выстукивали все быстрее и быстрее колеса, и Том горько плакал в уголке, прижав к груди свой клетчатый узелок с старым учебником арифметики да остатком пирога, припасенного для него на дорогу черной теткой Туанеттой.
- Ну а потом? Ну а потом? - перебил товарища Тома Артюшка.
Товарищ Том засмеялся и встал с места.
- Длинно говорить обо всем. Самое лучшее все-таки, что я здесь с вами и что мне уже не нужно больше искать своего дома.
Вот он! - и товарищ Том похлопал ладонью по стенке своей комнаты.
- Значит ты и тарелки мыл? - спроси I Фомка у товарища Тома.
- Мыл и тарелки.
- И воду таскал?
- Таскал и воду.
- И самовары тоже, небось, ставил?
- Нет, самоваров я не ставил. В Америке нет самоваров. Но это все равно. Зато я чистил чужие сапоги, выколачивал чужое платье, бегал на посылках и вертел стиральную машину в прачешной, пока у меня не темнело в глазах. Но все это уже позади… А теперь давайте смотреть Лихунькин градусник.
И товарищ Том посмотрел на беленькую палочку термометра.
- Ах ты глупый, глупый! - сказал Лихуньке товарищ Том. - И как же это ты ухитрился заболеть? Тебе в кровать надо, а ты еще разгуливаешь. Ну, пойдем, я тебя отнесу домой.
- Сам дойду, - буркнул Лихунька и спустил ноги на пол.
Но пол не хотел стоять смирно под Лихунькиными ногами.
Словно качели, качались непослушные половицы, а стены то надвигались, то раздвигались перед больным мальчиком.
Но товарищ Том уже снимал с гвоздя свое пальто.
- Держись крепче, - сказал товарищ Том Лихуньке и набросил на него пальто. А потом осторожно взял его на руки и толкнул ногою дверь.
- Держись крепче! Сейчас и дома будешь.
Артюшка тоже выскочил в коридор за Лихунькой и тоже побежал вниз по лестнице, не отставая от Тома.
Лихунькина щека лежала на плече у товарища Тома, а ноги жалко болтались в воздухе над самой Артюшкиной головой.
- Лихунька! - крикнул Артюшка Лихунькиным бедным ногам. - Лихунька, ты совсем как Васькин воробей… И еще как я, когда у меня нога болела. Помнишь- весною?
- Помню, - сказал Лихунька через силу и тихонько, тихонько вздохнул. -Только тогда была весна и первое мая, и везде было солнце.
- А теперь зато будет октябрь,- заспорил Артюшка.- И это ни капли не хуже и даже чуточку лучше… И пожалуйста не спорь и пей все лекарства, какие нужно, потому что надо, чтобы ты был совсем, совсем здоровый.
- Хорошо, Артюшка, - послушно сказал Лихунька.- Я буду пить все лекарства и я непременно буду здоровым. А ты приходи завтра ко мне чуть свет… И Фомка пускай приходит тоже. И Ася, И Колюшка. И Сонечка. И воробья принесите. И Карошке скажите - пусть тоже приходит непременно. И тоже непременно чуть свет.
VII. НОЧЬ И УТРО
Как ни старался Артюшка заснуть по-настоящему в эту ночь, глаза открывались сами и голова тоже сама подымалась с подушки, как ни хотел Артюшка удержать ее па месте.
Рядом, на сундуке, обставленном со всех сторон стульями, мерно похрапывал Фомка. За перегородкой спала мама, и было слышно, как во сне что-то быстро-быстро говорит Ася. Все было, как всегда, и все было на своем месте: и мама, и Наташа, и Ася, и маленький ночничек в жестяном тазу, и красные цветы на сдвинутых ситцевых занавесках, и темные тени по углам.