Стреляющий, иль страждущий, мы от себя бежали, мыслили и растворились. Да! И, в сущности, мы обозлились
С надтреснутой душой мы плакали в плечо и некому нам рассказать и не о чем нам попросить, все кануло в бездушии, что как вода от берега вдруг отошла и дно безбрежное открыло
Все твари из глубин вдруг поползли наверх, но здесь и так темно
Но, плотно прилегая, в траве они ползли
России положить на лоб пятак из меди, похолодней!
Разгоряченный лоб остыл и хладность будущего ливнем бьет в незащищённые тела, а защищаемся руками
Но руки в кулаки ладонями на горле спрятаны не дураками, а страх ползет - червяк. Нам неумелым грех роптать, тем более судить и осуждать безгрешных, но в хаосе гармоний, потерянных, но интересных, невежды и пророки не смеют рассуждать, а остальным - не до чего
Пока они роптали мы развеличили и не подали по вашей темноте
Крича, беснуясь и бушуя, несли в руках удилища и тварей, что наловили у себя на дне безводном
Ах! Радость стонет от бесчестий. За шиворот волочащую радость смехом оскорбили лошадиным и умилясь остановились
Зато леса в воде. И так коряги, впроголодь, еще и слизь. Для всех потеха, живостью овеянные чувства разладились, а оскорбясь, вдруг разошлись: кто в лес, к воде поближе, а кто на дно в безводном море
Вой Сумасшедших, как от лавины вы шарахнулись и снова, как говорили, набираясь храбрости тряслись в слезах от трусости и слабости, превозмогая вялость и дрожь зубов в руках
Из Синей книги.
Дай руку черт - тебя не поколебала вся суета мирская, как на ладони
Для смеха разве здесь тебя мы ждали, а эко вышло!
Знать сатана подумал о себе и ты уже не нужен стал для всех. А улыбаешься ты черт за нас, кривя душой с кровавыми руками
В проем дверей внесли два гроба. Один в сенцах оставили, второй - втащили в кухню и заперли избу. Без права входа. Изба полна - людей, не духов!? А может мертвецов?
И девочки тряслись и вздох грудей заполонил все выходы из дому. Видать, не встать ему среди детей
Из Черной книги
Вода вдруг отошла, я лег на землю отдышаться. О памяти? И не было и речи - ведь память искалечит, а мне не хочется, мне надо с вами быть, мне надо видеть, мне надо жить, и смутно - представлять и чувствовать и пребывать в таком как это утро. И вопль заглушил отчаянье души, и каменный обрыв как застонал, нет, это смехом камни отозвались - они ж к нему все обращались и только он их знал - и все его боялись, любя.
И эхо тоже насмехалось и, глядя на коней, волков и даже на людей она слезами? - нет! - она молчанием тем жутким отозвалась той каменной змеи с надтреснутой короной и так расхохоталась, что поперхнулась и, прихватив с собой, вдруг уползла не оборачиваясь, но! глядя на тебя
"... они зацепят меня за одежду ..." - так крики тонущих за совесть зацеплялись, а песни пели все о том одном певце и глупо ухмылялись, читая правду на своем лице
Но правды нет, а есть прозренье и сожаление с призреньем, к своей судьбе - среде, кочующей во мне
Флаг красный надорвом с серпом, а ров землей присыпан, а чернозем, как хлеб и масло в нем
Здесь соловей, а там журавль, лишь крик его с того болота, что средь полей за лесом Пролетая - твоя земля журавль - смотри твоя. Ты удивлен? - что? - новая могила?, да черт с ней пусть хоть старая обновлена - какая суть. Земли так много! На ней болото б только было. Червей для соловья, и пусть перекопаем, потом переживем
Найдем ухмылку - лязганье зубов истории своей, да множество костей, что обросли налетом невежества плывущих кораблей
Ползу с земли за той водой, что отступила. Не так все - не идет вода ко мне. Я все за ней и не догнать - устал видать. Устал!
Стоять! - окликнули. Бежать?
Вот меч в руке, откуда ни возьмись. Кто меч вложил!? К костям прирос, не оторвешь - как бить им надо? - Змею бей. Их камня же она. Да черт с ней - меч лишь обломаешь и руки, так немного, замараешь ... так бей же, бей!
А чавкающая слизь, вдруг с потолка как понеслась, дрожа и заливаясь и вкруг меня. Как змеи извивались орущие и стонущие руки - а я кромсал их тем мечом и обломал его, но он опять и вновь возник и возникает бесконечно
Я верю, и полагаюсь, и боюсь, ведь больше нет же ничего!
Могилы даже шевелились - а за кого? - да кто поймет ни соловья, ни журавля не дозовешься, вокруг болота. Все разбежались от меня.
Союз с мечом в костях - ни рук, ни ног и голова уж где-то, какой-то воющий мелькнул, а я за ним - Ха! - его уже и след простыл
Ну, лег опять да поостыл
В гробу? Похоже, тихо слишком. Опять на утро не похоже и надо б вставать, а я боюсь дышать
Глаза открыл - все тоже, но рядом кто-то, руки протянул - ну, слава богу, прошептал. Весь липкий и в лохмотьях выбираюсь, пусть темнота, но лишь бы воздух был
Из Синей книги.
Певец почил и, песня прозвучав, не затихая смолкла. Ему не встать, а наши без умолку, не слушая обвисшими грудями потрясая среди колец и славно, в захлеб вещают ему конец - все! И, затихая, уходили наконец.
Как мертвецу ты объяснишь, что жил не правильно мертвец - не жил, а умер и конец всему ему.
Дай руку черт, пожми ее и передай привет. Кому? - Сатане и Богу
В сенцах-то гроб открыт, и для просмотра на людей и очередь теней вкруг гроба все ходила
Не по любви, а все по памяти - по звуку и кашляя, как будто слишком много водки или воды и захлебнулась
Да разве все на этом: "... мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду ..."
Ты в кухню в кухню проходи в дому не топлено с весны, а ты, не раздеваясь, здесь посиди да посмотри в его черты в его нарывы.
Из Черной книги
Доски - по дюйму с надрывом трещали, а тяжко нести се тело худое. И плакали в здоровьи мужички - как дальше быть. Вот горе! И пели доски и тяжко так несли.
Здравствуй величье да создание, тебе привет от целого мироздания и еще всякого - человек тебе кланяться, тебе повелел. Рад бы главу положить - отсекут, а что без нее, да по воле гулять не придется! Ай не придется, все вперемежку к себе обратятся
Завели пересуду, дай напиться и буду я слушать, как поют за рекой - надрываются, да гуляют. Парень девицу любит да целует, а девица не надивится, да приплясывает, что чудной такой - праздник, а он надрывается. Пожалеть бы тебя ей, да ей некогда - красна девица. Развели костер и птиц пустили в круг. Сидят смотрят как птицы пугаются, да зерна поклевывают, про огонь забывая.
Что надрываешься?! - аль не любит тебя? Ай не любит!
Из Красной книги.
Пророку все не впрок, его не удивит твоих печальных рук движенья, твоих опущенных чуть плеч в безволии и речь - твоих безликих слов о прошлом
Грядущие века, сжирая душу мелочного "Я", откуда-то тебя достали для меня - гляди! и чтобы не упасть дай руку лучше, а покарать всегда успеет меч Пророка
Ух! Вой какой из леса да болот - знать чернь живет, и все себе вменяя, себя передает чрез стон и вой
Вон из ворот гроба - все боком выходило, хоть окна заколочены и двери на запор, а ветки под ноги кидали, когда несли тебя мы из ворот
И хор - хор детских голосов - холодный хор. И чист и светел, нет там ни драм и нету там трагедий, все за живот берет как будто ты один на свете. Себя хоронишь и смотришь как в укор на тех, которых с нами нет. А те, которых здесь, не надо
Себя в ответе и тебя прошу мне спеть. Друзей иметь не грех, но лучше не иметь. Подруг же так хотеть, чтобы забыть и смерть.
Писал иконы лик. Без лиц, без суеты, на возвышении холма смотрю, смотри же вниз - философ!
Может быть, да про людей нам думать, стало быть, и думаем
Волной людей, всем общим пожеланьем, так восхвалят тебя, тем самым возвеличив - "творцов своих" - приемника глупцов лишь для того всего, чтоб нас-то не забыли, что рядом были, хотя и не были
" ... в начале было слово ..." - не притворясь взгляни на древо - за ним вода блестит, лучи от ряби ветра на воде на нас взирая не думают о нас - так им до нас, подумай сам, что раньше? - было ль слово, или дела? Дела усопших - творения героев, гениев, пророков - там не было людей. Дела их здесь - что ж им вменялось в жизнь и честь - идея хоть глупа, да ..., а стоит ли так бередить те трещины, что нам не до ума, а для кармана. Поди уж всякому в обязанность в пеняли - чтоб за себя! Не дай бог дашь или отдашь - продать! И ты продашь. Кого? Нет не тебя, а в лучшем случае себя. Всю душу заложив за полгроша и счастлива душа, что за судьбу ей не придётся думать. Все можно, с плеч долой - на плечи друга-дурака - пущай дружище думает и знает честь