За стоном визг. Свиней видать погнали, пока их крысы не сожрали - на растерзанье псам и поскорей забыть. Как будто, так и было. Мило!
Немного жестко, да что ж из этого, что не удобно, зато легко и так вот проще жить.
Все жить и жить - навязло уж, довольно бередить беззубым ртом хватая воздух - ты прокричишь о жизни пару слов и сдохнешь, а остановишь этот крик и воспаленный глаз слез не уронит. Замолкнут все уста и уши все закроют.
Из Единой книги
"Душа усопших" во все века живая та душа - в том крике о себе, даря нам жизнь свою для жизни тез людей, что так не проживут
Для тех, которые возьмут, со скрещёнными на груди руками, и зубы сжав, до хруста всех костей, передадут, вложив туда свои мечтанья - всех людей!"
Музыка, танец и чтец одновременно закончили свое повествование, Диана стояла в середине сцены в солнечном свете, высоко подняв голову, гордая и величественная. Дин подошел к ней и тихо позвал: "Надюша...", Диана посмотрела на него и спросила, просто, обыденно: "Дин..., ты..., наконец-то, как хорошо, что пришел", - взгляд ее сиял от счастья. Дин подошел к ней и они обнялись, вдруг Надя стала оседать в его руках и со смехом сказала: "Меня ноги не держат, я так устала", - Дин не отпуская ее, сел на пол на колени, он не мог плакать, не умел, но держа ее на руках, прижимая ее к себе, все шептал: "Ну, вот и все Надюша, все позади и уже больше никогда не повторится, теперь все будет хорошо. Вот увидишь". Бас и Валентин не торопясь собирали инструменты, потом пришли рабочие, погрузили все оборудование в фургон и все уехали. Свет погашен, тишина.
Лена сидела, не шелохнувшись, все это время и когда за ними закрылась дверь, она вдруг почувствовала себя такой одинокой, несчастной, жизнь закончилась, а ей так бы хотелось быть с ними, ведь это и ее мир, она понимала это, но что делать, как теперь быть, она не знала. Потом, не включая свет, она перебралась на маленькую кушетку, накрылась с головой в одеяло и лежала просто так не думая ни о чем.
Лена проснулась, солнце уже ярко светило в окно, было около одиннадцати, она полежала еще немного, размышляя, чем ей бы заняться в выходной, потом по приставной лестнице спустилась вниз и села в кресло, в котором она сидела в первую свою встречу с Валентином. Раздался телефонный звонок. Ей так не хотелось вставать, разговаривать с кем-то, но она заставила себя встать, а мало ли что-нибудь важное, кто его знает, прошла через всю студию, сняла трубку и пустым голосом сказала: "Алло, я вас слушаю...".
- Лена? Это Валентин, - голос у него был тихий и явно смущенный, - я вам позвонил..., я почему-то решил, что вы в студии...
- Да Валентин, что вы хотели? - Лена понимала, что она сейчас таким тоном убивает последнюю надежду, он сейчас извинится и скажет - да нет, простите ничего... и все, - Валентин, - начала суетиться Лена, - расскажите, как у вас вчера все прошло, получилась запись?
- Да... получилась... вполне все хорошо прошло..., - Лена чувствовала, что Валентин очень нервничает, думает о чем-то своем.
- Ну, вот и замечательно, я вам хотела сказать, что вы можете всегда пользоваться студией, если вам нужно, и приходите сюда почаще, - Лена тараторила, как будто боялась, что не успеет сказать все что хотела.
Образовалась некоторая пауза, оба молчали.
- Лена..., если вы сегодня не очень заняты, то могли бы мы сегодня встретиться, днем или вечером, просто так ... - Валентин осекся.
- Да, - Лена еле говорила, - конечно, давайте, а где...?
***
Прошло почти тридцать лет. Дин и Надя поженились, у них родилось три мальчика и две девочки, живут в своем замке. Иногда приезжают к Валентину. Бас уехал к себе в свой дом, больше не играет на контрабасе, читает, да слушает музыку, в основном джаз в исполнении старых мастеров. Петр читает лекции в разных университетах по теории физики. Валентин с Леной тоже поженились, у них двое детей, уже взрослые, мальчик и девочка.
***
Ранним утром в Михайловском саду, в одной из боковых аллей, сидел молодой человек, лет двадцати пяти, светловолосый с небольшой бородкой, одет в светлые джинсовые брюки и легкую спортивную светлую куртку, на ногах из тонкой мягкой кожи летние мокасины. Он сидел и читал небольшую книгу в розовом плотном матерчатом переплете. Как только первый луч восходящего солнца коснулся золотого шпиля, в конце аллеи появился немолодой человек и очень медленно пошел по аллее. Он очень странно выглядел, ему было на вид лет семьдесят, но по сео-землистому цвету гладко выбритого лица, по очень глубоким морщинам можно было дать ему и сто лет и даже больше. Он был высокого роста, очень худой, одет во все черное. Внешне его можно было принять за католического священника, а из-за толстых роговых очков, которые были популярны в середине двадцатого века, он походил на старомодного профессора университета, из-за прически и осанки его могли принять за военного в отставке. В руках его был огромного размера сложенный зонт, которым он пользовался как тростью. Он не спеша подошел к скамье, на которой сидел молодой человек и остановился напротив того, опираясь на зонт. Молодой человек, оторвавшись от чтения и улыбаясь, посмотрел открытым ясным взглядом на подошедшего старика и, указав на книгу, сказал: "Смотри, у букиниста нашел", - потом повернул книгу, не закрывая обложкой вверх, где было название "Моцарт". Молодой человек закрыл книгу, оставив ее на скамейке, встал и они вместе, также не торопясь пошли к выходу. Вышли на Марсово поле и пошли по боковой алее к Мраморному дворцу. Было начало рабочего дня, вокруг спешили на работу люди, машины, ярко светило солнце и везде ощущалось какое-то приподнятое настроение, все улыбались, шутили, шумно разговаривали, что-то праздничное витало в воздухе. Они дошли до конца аллеи и повернули на Миллионную улицу. Хотя светило солнце, но неожиданно пошел несильный дождь, старик раскрыл свой огромный зонт, а молодой человек, подставив лицо навстречу каплям, жмурился и смеялся. Мимо них пробежали, о чем-то переговариваясь, две девушки, видимо студентки, чуть не задев старика. Тот весь напрягся и прошипел: "Они будут наказаны". Молодой человек, обернувшись в след убегающих студенток, улыбаясь, ответил: "Нет..., ничего, обойдется... успеют". Пройдя через портик, они вышли на площадь и остановились перед столпом. Старик поднял голову, удостоверившись в своей абсолютной власти, а молодой человек не спеша осматривал все кругом ни на чем, специально не заостряя своего внимания.
- Иерофант, я смотрю, ты просто наводнил весь город своими знаками и символами, для чего тебе они?
- Чтобы люди всегда знали свое место и понимали неотвратимость наказания за ослушание.
- Ослушание, в чем же они, по-твоему, провинились?
- Ты ведь знаешь, что ты еще хочешь от меня услышать?
- Ты усомнился в истинной сущности духовности человека. Я это знаю. И ты прямо сказал об этом. Потому тебе дано право испытать человека. Но прав ли ты в своих сомнениях или нечто другое стоит за этим, ответь, достиг ли ты истины, после всего, что свершено тобой?
- Человек грешен. Я поставил перед ним простую дилемму, и он сразу предал тебя, ни на миг, не усомнившись в том, что это ложь и где та духовность человека, о которой ты мне говорил, посмотри, мир открыт передо мной в своем несовершенстве и виной всему человек. Разве он не достоин наказания? Самого Сурового наказания.
- И что же ты нашел порочного в человеке, что убедило тебя в твоих исканиях?