Их дружба, их разговоры и привлекали его в Софию. Эти молодые офицеры, возвратившиеся недавно в Царское Село из заграничных походов, повидали много нового. Они вернулись в отечество с упованиями и надеждами. И что же? Ничто не изменилось. Где те преобразования, что сулил всем царь? Где свободы для граждан? Где вольность для народа? Вчерашние герои, освободители Европы у себя на родине вновь превратились в бесправных и жалких крепостных рабов. Царь равнодушен к России. Всем заправляет бесчестный и подлый временщик Аракчеев. Доколе же терпеть? Не пора ли начать действовать?
Это были не только весёлые и шумные пирушки… Среди негодующих голосов здесь звучал и голос Пушкина. Он читал свои стихи, своё гневное послание «К Лицинию». И хоть речь в нём шла о Риме, о поработившем страну любимце деспота, развратном юноше Ветулии, ни римский колорит, ни подзаголовок «с латинского» никого не обманули. Все отлично понимали скрытый смысл стихов.
С каким воодушевлением слушали гусары юношу-поэта, когда он с жаром восклицал:
В их душах тоже кипела свобода. Они, так же как и он, были твёрдо убеждены, что
Так проходили вечера у «отчаянных гусаров».
Через несколько лет шпион от литературы Фаддей Булгарин в своём доносе на Лицей, рассуждая, откуда пошёл крамольный «лицейский дух», писал: «В Царском Селе стоял Гусарский полк, там живало летом множество семейств, приезжало множество гостей из столицы, — и молодые люди постепенно начали получать идеи либеральные, которые кружили в свете. Должно заметить, что тогда было в моде посещать молодых людей в Лицее; они даже потихоньку (то есть без позволения, но явно) ходили на вечеринки в домы, уезжали в Петербург, куликали[16]с офицерами. В Лицее начали читать все запрещённые книги, там находился архив всех рукописей, ходивших тайно по рукам, и, наконец, пришло к тому, что если надлежало отыскать что-либо запрещённое, то прямо относились в Лицей».
Булгарин хорошо знал факты.
Лицеистов посещали многие, и среди них — будущие «государственные преступники», члены тайных обществ: Павел Пестель, Фёдор Глинка, Никита Муравьёв. В «лицейскую республику» из гусарского полка проникали запрещённые рукописи и книги.
Пушкин в стихотворении «Городок» писал:
Илличевский объяснял Фуссу свою неаккуратность в переписке: «У нас завелись книги, которые по истечении срока должны были отправиться восвояси, — я хотел прочесть их, но не хотел пропустить времени и сделал преступление против законов дружества».
Лицеисты действительно проводили время с офицерами. В Софию ходил не один только Пушкин. Пущин, Вольховский, Кюхельбекер и Дельвиг были частыми гостями офицерского кружка, носившего название «Священная артель». Там тоже говорили «о предметах общественных, о зле существующего у нас порядка вещей и о возможности изменения, желаемого многими втайне».
Тогда же в Софии член «Священной артели» И. Г. Бурцов принял в Тайное общество декабристов «Союз спасения» лицеистов Пущина и Вольховского. Он считал, что по своим убеждениям, вынесенным из Лицея, они «готовы для дела», то есть для борьбы за свободу.
О Пушкине Пущин говорил: «Он всегда согласно со мною мыслил о деле общем». Хотя Пушкин не состоял в тайном обществе, он готов был «для дела», как и его друзья.
«Под сенью дружных муз»
Лето 1816 года было душным и знойным. Горчаков, рассказывая дядюшке о лицейских новостях, писал: «…наши домашние поэты что-то умолкли; сам Пушкин заленился, верно, и на него действует погода».
Пушкин жару не любил. А погода стояла такая, что впору было петь пеан Илличевского — одну из любимых лицейских «национальных» песен: