Вот и сейчас я мучаюсь с карандашом, а он сидит себе с книгой, иногда щурится на меня как кот на шкодливого котенка и улыбается. А я улыбаюсь в ответ. Не знаю, даже, чему. Просто мне тепло от его улыбки.
...Так мы и сидели где-то до часа пополудни. Затем он спрыгнул с подоконника и закрыл окно. На засов. Я заметила, что ставни снаружи действительно обшиты серебром и сильно избиты и исцарапаны. Сделалось как-то неуютно и страшновато – на улице весь день серые сумерки, в небе кто-то с криками носится, из-за черной стены странного леса кто-то визжит, пейзаж полуразвалившегося города, а внизу, на растресканном от старости асфальте, пятна крови.
Куда же я все-таки попала?..
Дэннер закрыл окно, и стало совсем темно. Затем вспыхнул огонек зажигалки, и на столе загорелись свечки. Получилось уютно.
— Электричества нет, – пояснил Дэннер, устраиваясь возле меня на скамейке. Я поспешно перевернула рисунок, а он удержал мою руку от попытки сунуть лист на книжные полки. – Эй, да ладно тебе прятать. Интересно же.
Я смутилась.
— У меня не получается, – говорю. И стараюсь отвлечь разговор:
— А что здесь с электричеством?
Дэннер отворачивается и смотрит на свечи.
— Генератор старый, постоянно ломается. А починить нельзя, нет нужных деталей.
А мне так даже больше нравится. Уютно.
— А тут всегда так темно?
Дэннер оборачивается и улыбается. Мне показалось, будто улыбка в зеленых глазах вспыхнула золотистыми искрами.
— Нет. Иногда бывает темнее.
Я невольно усмехнулась. Было тепло и хорошо, и вдруг захотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Чтобы вот так же сидеть и любоваться отражением огоньков у него в глазах.
— А почему?
— Мне откуда знать. Может, когда-то и было по-другому. Кто-то же построил этот город, и эти дома, и железную дорогу.
— Тут железная дорога есть? А по ней поезда ходят?
Дэннер снова улыбнулся и пожал плечами.
— А от нее виден только маленький кусочек. Поезда я иногда слышу, но кто их знает, на самом деле. Может, я просто псих. Артемис, к примеру, так и считает.
Я улыбнулась в ответ. После такого признания возникло ощущение чего-то родного – уж очень это было похоже на мои мысли.
— Может быть, – говорю. – Но, знаешь, безумцы, как правило, одаренные и выдающиеся люди.
Дэннер весело фыркнул.
— Это чем это, интересно, я выдающийся? Если только носом.
— Я серьезно! – притворно обиделась я, сдерживая смех.
— И я серьезно! Очень даже серьезно!
Тут я рассмеялась окончательно и, набравшись смелости, прижалась к его плечу. Он был теплый и надежный. Огонек свечки расплывался перед глазами, и мне казалось, что если расфокусировать зрение, то увидишь саламандру.
Дэннер
И откуда у меня эта улыбка?! В честь чего?! Чувствую себя идиотом... Аретейни с чего-то взялась срисовывать мою шрамированную физиономию, а я еще и улыбаюсь сижу, как обкуренный. Благо, можно уткнуться в книжку, правда, не очень спасает.
А тут она прекратила рисовать, и вообще, придвинулась вплотную. Думаете, я немедленно после этого принялся обниматься и целоваться с ней? А вот и нет. Хотя очень хотелось.
Так, ну все! Довольно! Уже голова кружится ото всей этой романтики, и сердце в ребра колошматит со здоровым энтузиазмом отбойного молотка.
Все, нет меня. Совсем нет. Можете со мной попрощаться...
Чтобы не потеряться окончательно, я заставил себя встать – а вот это, я вам скажу, самый настоящий подвиг! Думаете, оборотня, там, тяжело завалить или лазить ночью по лесу, или из тумана живым вернуться? Фигня!.. Вот, отстраниться от нее – подвиг. Все, хочу медаль.
Итак, я поднялся – да не только поднялся, а еще и принялся болтать всякую ерунду. Впрочем, я, вообще, последние полдня веду себя абсолютно по-идиотски, так что, терять мне нечего.
— Слушай, ты, наверное, голодная, и одеть тебя во что-то надо... давай заканчивать посиделки со свечами и рисованием. Собирайся.
Она вскинула на меня серые глазищи и, видимо, для комплекта, ими же хлопнула.
— Куда?
— На улицу.
Я люблю тебя, Аретейни. Черт побери, я люблю тебя.
— Иду.
Вскоре мы оказались на улице. Мимо пробежала Нэйси – бледная, глаза бешеные. Надо бы расспросить у нее что случилось, когда успокоится – Нэйси без повода нервничать не станет, тем более, так нервничать.