Да где ж тут спокойствия-то взять?!
Ласточка вдруг остановилась и прижалась лбом к шершавому каменному забору, окаймлявшему дом Лаэрри и Этерны.
— Эй… – я коснулся ее плеча, и она выпрямилась и обернулась.
— Нормально. Звоним?
— Здесь нет звонка. – Я открыл небольшую панель рядом с калиткой и набрал код. Щелкнуло, и дверь приоткрылась.
В полной тишине мы прошли вперед по аллее, поднялись на аккуратное крыльцо. Аретейни, взглядом спросив разрешения, нажала на кнопку звонка. А затем – вот уж, чего я никак не ожидал – стальная дверь защелкала замками и – отворилась. Однако вместо Лаэрри мы увидели на пороге тоненькую светловолосую фигурку.
— Лидия?! – удивился я.
— Вернулись! – ахнула она, и, не успели мы опомниться, как оказались в прихожей и – в объятиях. Оба разом. Одной Лидии, как ни странно, на нас двоих хватило. Я и не сразу сообразил, что она плачет…
Алиса
Все молчали.
Наверное, потому что Гич молчал, но он молчал так естественно, что неловкости не возникало. Я подумала, что он из тех людей, которые говорят очень мало и только по делу.
— Гич, а мы уже не вернемся? – спросила я, и он обернулся. Вначале смерил меня взглядом, будто прикидывал, как именно ответить, затем все же отозвался:
— Нет. Уже не вернетесь. Боишься, найра?
— Немножко, – призналась я. Нэйси тоже обернулась на ходу.
— А чего ты боишься?
— Я боюсь, что мир погибнет…
— Не, не погибнет. – Нэйси тряхнула головой, отбрасывая волосы. – Не бойся.
— Нэйси, почему это ты так уверена?
Она мимоходом пожала плечами.
— Потому что у нас все получится.
— Верный настрой, – сказал Гич. – Бери пример, найра.
— Мне б ваш настрой… – пробормотал Славик.
— Я попробую, – вздохнула я.
Когда закончился коридор, мы вышли на площадку с лифтами. Лифтов было штук десять, но мы остановились у крайнего, и Гич нажал кнопку вызова. Я все никак не могла привыкнуть – дома ведь у нас никаких лифтов нет. Двери закрылись так же бесшумно, как и открылись, и зеркальная кабина мягко тронулась вниз. У меня слегка заложило уши, но Гич разъяснил, что это от того, что лифт скоростной – ведь в институте очень много этажей и вверх, и под землю, и это самые обыкновенные перегрузки. Славик скучал, сунул за ухо сигарету. Нэйси удивленно покосилась на зеркало – должно быть, не привыкла видеть себя в нормальной одежде. На ней была спортивного плана голубая кофта без рисунка, джинсы и кроссовки, а сверху обыкновенная куртка-ветровка. Все ее цепи, браслеты, изрезанные рубашки и ошейники отправились на дезинфекцию, и сейчас Нэйси Баррет, наконец, походила на обычную девочку – если не считать замысловатой стрижки. Без железа и уставных сапог, переделанных ею в нечто громоздкое и непонятное, она уже не казалась такой грозной воительницей, какой хотела – и оттого, должно быть, чувствовала себя неловко. Она, как будто, сделалась меньше и мягче.
Лифт мелодично звякнул, и двери бесшумно разъехались в стороны, скрывшись внутри стены. Прямо перед нами был контрольно-проходной пункт, но уже без дежурного. Вперед уводил узкий серый коридор, путь преградила прозрачная наностена с мерцающей сенсорной панелью посередине. После рассказа Маши я этих стен побаивалась, но Гич уверенно прошел вперед, опустив руку на пояс, откуда потянул бело-серебристую прямоугольную карточку. Он вставил карточку в щель на панели, набрал код и, под конец, прижал к стене ладонь. Замигал вверху зеленый огонек – и стена исчезла.
— Вперед, – сказал Гич. Славик с любопытством оглядывался, Нэйси, казалось, все было нипочем.
Коридор оказался длинным. Таким длинным, что я почти забыла, где нахожусь. Судя по холоду и мерному гудению стен, этаж был очень глубокий. Здесь было тихо-тихо, вот только стены резонировали, как струны органа. У нас в баре, в кладовке, стоит старый клавесин, и Дэннер иногда на нем играет, когда думает, что его никто не слышит. Он, вообще, только тогда играет, когда один. Пишет стихи в тетради и отправляет их на растопку костра. Я не знаю, зачем он так делает, а спрашивать боюсь.