И, вообще, как убираться – непонятно. Ноги меня вряд ли держат.
Больно…
Видимо, на этом я благополучно отключилась.
Пришла в себя от того, что меня кто-то трясет за плечо. Похоже, что времени прошло немного. Наверное, я долго мотала головой, прежде чем разглядела, что надо мной склонился утренний патрульный, тот самый, чернявый. Наверное, к командиру шел, сообразила я.
— Ты чего тут? – спрашивает. – Чего в крови вся? Тебя прижало, что ли?
Тут он всмотрелся и его как будто током ударило. Честное слово. Он отшатнулся и вытянул из кобуры пистолет. Наверное, раны рассмотрел.
— Опять! – взвыла я.
— А я ему говорил! – непонятно прошипел чернявый. – Идиот рыжий…
И с этими жизнерадостными словами он направил пистолет мне – куда бы вы думали – в сердце. Нет, серьезно. Вот, прямо в грудь, чуть левее центра, как положено.
Наверное, вид у меня в тот момент был жуткий. Потому что я ткнулась в асфальт и заорала:
— Да стреляй уже! Достали!!
Командир стратегически аккуратненько прострелил мне руки и ноги – одну чуть выше колена, вторую – чуть ниже – так что шевелиться не было никакой возможности. Не встать, не опереться, не подвинуться. Тут, видимо, от боли и нервного напряжения, мне стало совсем безразлично, застрелят меня или нет, перед глазами полыхнуло, и я опять вырубилась.
Артемис.
Хорошие новости: я не псих. То есть, нет у меня никаких галлюцинаций, я имел в виду.
Рыжая и есть оборотень. А я уж волновался, что у меня белка…
Командир правильно меня обратно погнал. Только непонятно, какого хрена он ее оставил в живых. Ну, ничего, сейчас исправим.
Но тут рыжая что-то проскулила и – уперлась руками в асфальт.
Обращение всегда – зрелище не для слабонервных, и не только для тех, кому не нравятся вопли, корчи и судороги, а в целом. Лопается кожа, обрастая звериной шерстью, из середины лица прорезается морда, да и кости трансформируются с очень неприятным скрежетом. Я уж не говорю о лопающихся капиллярах и самопроизвольной дефекации. Ну, неприятно, в общем.
А спустя неполную минуту передо мной уже дыбила шерсть молодая лисица.
Почему я ее не застрелил тогда – не знаю. Хотя, нет, пожалуй, знаю. Потому что прав рыжий – патрульный из меня хреновый. А вообще-то, мне пофигу.
Зато я стрельнул в нее потом – когда лисица, оставляя за собой кровавую дорожку, кинулась через забор и дальше, в сторону леса. По-моему, даже попал. В принципе, она все равно подохнет: в человеческом обличье ее с такими ранами сразу узнают, а в зверином – тоже не больно-то поохотишься. Так что о лисице можно больше не беспокоиться. На том я с чистой совестью отправился поторопить нашего непутевого и склонного к идиотизму командира. Во-первых, все равно, скоро отряд соберут. А во вторых – знаю я его. Небось, когда город тряхнуло, ухитрился пораниться или уронить себе на голову плиту перекрытия, или случайно вскрыть артерию осколком стекла. Ага, ага, вон и окно разбитое.
Дэннер
— У-уй-е-е... – проскулила Аретейни, когда я принялся вытаскивать стекла у нее из спины. Раны были глубокие, я их обрабатывал антисептиком и старался зашить одной рукой. К счастью, я могу управляться одинаково ловко с обеими руками – такая жизнь ко всему приучит. А вот Аретейни, похоже, лучше орудует правой, хотя, тоже почти одинаково. Но странно – у нас обычно ни у одного человека руки не доминируют друг над дружкой.
Она грызла подушку и шипела, но держалась хорошо. У меня все плыло перед глазами, не то от удара, не то от кровопотери. А мне в канализацию лезть...
— А много там? – виновато поинтересовалась моя пациентка, ткнувшись носом в подушку.
— Достаточно, – обрадовал я. – Не дергайся.
— А-ай!..
— Ну вот, я же просил.
— Прости...
— Так и быть. – Я фыркнул. – Теперь бок давай.
— Ка-акой бок?
— Какой больше нравится. Ну, скорее, у нас времени мало.
Аретейни повернулась, со стоном и моей помощью.
— Ты уйдешь, да?
— Да. – Руки слаженно выполняли привычную работу, а в глазах темнело. Я мысленно выругался.
— А скоро вернешься?
Я почувствовал, как вздрогнула моя рука у нее на боку. Она тоже. Что ей ответить?.. Догадается ли промолчать?..
— Не знаю, – честно ответил я. – Я первый раз получаю такое задание.
— Первый?.. – она встревожено закусила губу, и явно не от боли. – А как же... ты не знаешь противника? Совсем?