— Я ее знаю, – сказала девочка.
Женщина ухватилась за нож и – запрокинув голову, тяжело свалилась в грязную воду лицом вниз. Я вытер нож и сунул обратно в ножны. Как всегда, сделалось противно. Будто бы убил живого человека.
— Она плохая, – снова подал голос призрак.
— Слушай, заткнись, а, – не выдержал я, направляясь дальше.
— Ты куда? – не вняла она просьбе заткнуться. – Лесли там. – И призрак махнул рукой.
— Ладно, прости, – невольно улыбнулся я. – Что бы я без тебя делал.
Призрак весело засмеялся и, показав мне язык, вприпрыжку понесся рядом.
Лидия
Исчезли девки. Исчезли два патрульных отряда, исчезли Дэннер и Джонни Веррет, исчезла рыжая безработная, что увивалась тут всю последнюю неделю. Все сгинули в подземельях. А Дэннер больше не придет. Зря я на него злилась... Знала же, где живем. С мертвыми не должно оставаться ничего плохого. Как они там... в тумане...
Дэннера не хватало больше всех. Я так к нему привязалась, что уже жизни своей без него и представить не могла. Всегда он был рядом, всегда успокаивал людей в моменты опасности, всегда помогал и поддерживал, всегда брал на себя больше, чем необходимо. Он один умел утихомирить панику, организовать толпу, развеселить плачущего ребенка... или не дать умереть одинокой женщине. Если бы не он, в городе давным бы давно не было порядка и надежды.
А теперь его больше нет.
А сестрички?..
Такие были трогательно-серьезные, такие умилительные, так упрямо стремились поступить в патруль. Сколько раз они поднимали настроение уставшим ребятам, когда остекленевшие от боли и усталости взгляды оживали, и патрульные улыбались, и суровый Кондор усмехался в усы, пряча усмешку за краем стакана. Старательно-суровая Нэйси и мечтательная Лесли, готовая расплакаться от чужого горя. «Лидия, что с вами?»... «Настроение плохое...» И, глядь – а уже сидит надутая и шмыгает носом. «Вам же плохо...»
А сегодня еще и оборотни явились. Я слышала выстрелы на мосту, а патрульные нашли шесть трупов. Пули были из моей винтовки. Значит, Лесли и Аретейни перед смертью спасли много людей. Значит, пригодилась им винтовка.
Я прикрыла глаза, но слезы все равно стекали по щекам.
А музыка, как назло, полилась грустная. Играла Лаэрри, пианистка, мать... впрочем, это только слухи, чья она там мать.
Чувствительная я сегодня.
Я всегда такая в конце месяца... в середине весны...
Эндра
Очнулась я снова уже на рассвете, и сразу поняла, что лежу на влажной утренней траве городского парка. Раны были тщательно перевязаны, да и в целом я чувствовала себя гораздо лучше.
Я оборотень.
Мысль все никак не желала укладываться в голове, и ворочалась там холодной змеей. Я оборотень. Я даже не зверь. Я – монстр. Я – чудовище. Я – нечисть...
Захотелось разреветься, но я упрямо стиснула зубы. Ничего, переживем. Оборотень, подумаешь. Во всем есть свои плюсы.
Ага, вот только как бы мне подняться. И так, и эдак, как ни крути – не получалось.
Я вздохнула и упрямо поползла по-пластунски, пыхтя и невольно выдирая траву. Болело все зверски, аж в глазах темнело, и потому приходилось останавливаться на отдых. Изрешетили меня знатно. Ясен пень, оборотень. Спасибо, не убили.
Оборотень...
Вскоре – наверное, во всяком случае, мне это «вскоре» показалось целой вечностью, хотя расстояние-то наверняка небольшое, парковые деревья закончились, я миновала боком берег пруда и выбралась на холодный шершавый асфальт. Потянулась какая-то промзона, заборы, гаражи и задние дворы, меж кусками растрескавшегося асфальта росла трава, кустики, и даже молоденькие деревца. Неподалеку стоял покосившийся, некогда зеленый фургон. Поговаривали, что когда-то механизм, скрытый внутри фургона, мог крутить колеса на жидком топливе, но это был очень древний механизм, на смену которому пришли более совершенные. А затем более совершенным не хватило топлива, и стали ездить на лошадях... а этот так и не смогли починить – не нашли нужных деталей... это я от патрульных в баре слышала...
Тут мысли начали путаться, и я поймала себя на том, что думаю о всякой ерунде, чтобы отвлечься. Асфальт шершавыми камешками ложился в ладони, и по нему лихорадочно метались перепуганные муравьи. Наконец, впереди вырос знакомый двухэтажный дом с не менее знакомой пожарной лестницей и мусорными баками, притулившимися сбоку, в углу стоящих буквой "г" слитых корпусов. Из приоткрытых окон доносилась бодрая фортепианная мелодия.