Можно не волноваться – она стала оборотнем совсем недавно, так что по своей воле обращаться пока не умеет – подтверждение тому я заметил еще в прошлый раз.
Спускаться с девкой на плече со второго этажа было бы тяжело, и я подумывал о том, чтобы просто скинуть эту чокнутую вниз, а потом подобрать. Небось, насмерть не убьется, а остальное не существенно.
Тут Лисица пришла в себя. Завертела головой и уставилась на меня. Я, не обращая внимания, протянул руку и открыл окно пошире, когда девка вдруг рванулась и скатилась с моего плеча. Полетела на пол. Я выругался и развернулся, чтобы ее перехватить.
Рыжая откатилась в сторону, попутно задев столик. Кувшин на нем опасно наклонился, качнулся туда-обратно и полетел на ковер. Естественно, разбился вдребезги. Вот, дура, куда она от меня здесь денется? Но, видимо, я ее недооценил. Она извернулась на полу и вдруг застонала сквозь кляп. Я подумал, что задела раны. Секундой позже понял, что девка обращается. Вот чего я не ожидал… В таком состоянии, в каком она находилась обращаться трудно – сил-то нет. Да она, к тому же, и не умеет этого делать. Короче, я никак не думал, что она обратится.
Я метнулся вперед, обхватывая ее за горло и стискивая. Веревки, естественно, слетели во время обращения. Лисица яростно тявкнула, выплевывая кляп, и вцепилась мне в предплечье. Потом еще раз. Я отнял одну руку, второй продолжая ее стискивать, и рванул из-за пояса нож. Конечно, я бы мог обернуться, но тогда Лисицу пришлось бы убить, а она мне была нужна живой. Почувствовав, что я убрал одну руку, рыжая снова вцепилась мне в ладонь, дернулась и вырвалась. Я полоснул ножом, а она скакнула на подоконник и рванулась на улицу.
Я обернулся мгновенно и прыгнул следом. Подоконник улетел из-под лап назад, и я мягко приземлился. Принюхался, пригнув голову, и метнулся за юркой тенью, которая уже успела добежать до ограды.
Кондор.
Когда я вернулся в кабинет, то достал бутылку коньяку. Мне не повредит. Любопытно, она испугалась смерти, или обманывала с самого начала, а теперь понесла своим сведения? Мозг работал привычно четко. Об оборотнях она предупредила уже после того, как уложили шестерых. И уже после того, как они закончили свою охоту. Следовательно, уже тогда, когда угроза для них миновала. Во-вторых, странные рассказы о людях, живущих в подземельях. Не для того ли это придумано, чтобы заинтересовать меня? Правда, раны у нее настоящие. Но почему бы и нет – да, попалась патрульным, вот ее и послали к нам. Как раз – юная, большеглазая, трогательная. Кто же тут невольно не задумается, прежде чем пристрелить. Мол, она вся такая несчастная и умирающая. Кстати, у оборотней высокая регенерация. Человек после таких ран не выжил бы, а, вот, оборотень... А я, старый дурак, было, поверил. Знал же, что оборотни хорошими не бывают. Ведь знал!
Я отхлебнул коньяку. Сейчас она вряд ли сможет навредить, а завтра с утра необходимо дать распоряжение ребятам.
Тут я отвлекся от своих мыслей. Почудилась за окном сквозь шелест дождя какая-то возня. Потом что-то стукнуло в раму и послышалось негромкое поскуливание. Смутно знакомое. Я бы не обратил внимания – к утру наверняка улетит – но сейчас у меня было плохое настроение.
Я отставил стакан, поднялся и подошел к окну. Снаружи явственно завозилось и заскребло. Тварь. Некрупная, и, похоже, раненая – скулит.
Я достал пистолет, щелкнул предохранителем и открыл ставню. В лицо ударили дождевые капли, дохнуло ночным холодом. В комнату стремительно ворвался огненный вихрь. Он перелетел через подоконник и остановился. Лисица?!
Она припала на лапы и, прижав уши, жалобно заскулила. Мокрая, с взъерошенной шерстью, лапы в крови. На спине длинный свежий порез. А глаза – большие, ярко-зеленые – глаза у нее были человеческие.
Аретейни
Когда я проснулась, почему-то было светло. Память возвращалась медленно. Плен, темная комната с наручниками, робот-куратор, умирающая девочка в коридоре... Образы всплывали в голове смутными обрывками, будто овощи в кастрюле с кипящим супом. Голова болела. И кто-то легонько гладил по волосам.
Затем вспомнились последние мгновения.
Дэннер!
Я рванулась, но чьи-то руки удержали, сильно и бережно.
— Тише, тише. Все хорошо.
Я открыла глаза. Дэннер улыбался. Живой и невредимый. И гладил меня по волосам. Я лежала на расстеленном плаще, головой у него на коленях, на каком-то крыльце, а над головой ярко светила приделанная к стене лампочка.