– Прости-прости! Так ты поможешь нам?
Эмили стала беспокойно оглядываться по сторонам.
– Если tuno увидит нас, – она говорила с видимым усилием, вытягивая английские слова вперемешку со слипстоунскими. – То eka ty, я никогда не смогу быть senno. Tuno беспощаден.
– Что она говорит? – я потрясла Дэвида за плечо.
– Если она отделится от этой «основной» голубой массы и попадется туману, то она станет частицей тумана, – быстро проговорил Дэвид. – То есть, она станет никем, ее просто не будет существовать. Те души, которые умирают, неважно как – после продолжительной борьбы с раком или в неизвестном городе, которых поглотил туман, больше не существуют нигде. А неупокоенные этого очень боятся.
Эмили сделала странный жест рукой и тихо продолжала:
– Я больше не увижу Дэвида. Это yritapu siro ka. Девушка, я nattsh.
– Она боится, что больше не увидит меня, если это произойдет, – пояснил юноша и обратился к призраку: – Но это лучше, чем наблюдать, как в вашу стаю присоединяются еще четыре неупокоенных! Эмили… Прошу тебя.
Но девушка покачала головой.
– Что ж, хорошо, – он закусил бледную губу, поняв, что спорить с призраком, в общем-то, бесполезно. – Спасибо. Возвращайся обратно. Я люблю тебя, сестра. Я люблю тебя, Эмили.
С этими словами он выхватил из моих рук фотографию и помахал ею. Эмили кивнула и стала растворяться в воздухе.
Ну вот и все. Наш план потерпел неудачу.
Я могла бы уговаривать ее бесчисленное количество времени, пока у нее уши бы в трубочку не закрутились, но она была неупокоенной, она была призраком, а иметь дело с призраками было довольно опасно, даже несмотря на то, что они не состояли из плоти и крови. Ведь именно призрак ранил Кира тогда. И с таким же успехом Эмили сейчас могла сделать это с нами.
Дэвид закрыл глаза и завесил лицо черными, как смоль, волосами, но я все равно знала, что он плачет. То ли от осознания того, что он больше никогда не увидит ее, то ли от понимания, что он увидел ее первый раз за восемь лет так близко. А возможно ему просто было горько за душу своей сестры, которая нашла пристанище где-то в несуществующем заплесневелом городе, как и все те, которые когда-либо жили тут и погибли во Второй мировой.
Голубоватая дымка стала потихоньку рассеиваться, являя нашему взору картину бушующей природы Слипстоуна.
– Что ж, спасибо, что попыталась, – Дэвид горько усмехнулся. – Я олень, который не сделал абсолютно ничего. Прости.
– Из «прости» лапшу не сваришь, – припомнила я знаменитую фразу Кира. – Остается двигаться дальше. Это все, что я могу предложить сейчас.
Мы подхватили наши вещи, до нитки промокшие под плотным ливнем, выставили вперед керосиновый ночник, и медленно, сквозь чудовищные порывы ветра, двинулись вперед.
Но не успели мы пройти и пары ярдов, как вдруг что-то голубое, почти сливающееся с землей, проскользнуло под нашими ногами и исчезло, затерявшись в беспроглядном мраке.
– Ты видела?! – Дэвид остановился.
– Видела, – подтвердила я.
Но только Дэвид открыл рот, чтобы что-то сказать, как откуда ни возьмись появились еще с сотню таких голубеньких огоньков. Они словно выскочили из-под земли, окружив нас плотным кольцом. От них исходил жар, они искрились, как бенгальские огни, хотя по размеру не догнали бы и обычного воробья. Огоньки отбрасывали на траву мягкие голубые полосы, освещая вокруг все пространство. Мы заметили, что они как бы вели нас в каком-то определенном направлении.
Дэвид и я переглянулись.
И мы сделали свои первые уверенные шаги, ведь мы знали, что Эмили вернулась снова.
Огоньки растворились так же быстро, как и появились. А мы снова вынырнули из сказки и очутились посередине мрачного поля.
Вот только тут я узнала, что это было за место.
– Гарсиа!!! – мы подбежали к небольшому темному холмику, который тут же зашевелился и высунул бледное лицо из-под капюшона.
– Аза Донцанн? – Фитцджеральд дрожала. – Кто это рядом?
– Не бойся, это свои. Кир жив?
Она зашевелилась сильнее и отползла на пару ярдов, являя нам бредящего юношу.
– Он точно не пьян? – пробормотал Дэвид, – выглядит так, словно он перебрал с крепким виски.
Мягкий свет керосинового ночника освещал лицо альбиноски, ее огромные красноватые глаза, слезы, застывшие там. Ее лицо не выражало абсолютно никакой эмоции, но я знала, что она плакала. Я знала, что ей было больно за Кира. И я знала, что теперь их нельзя разлучать ни под каким предлогом, даже если Гарсиа выглядит так, словно с нее только что сняли скальп.
– Каков наш план? Мы не можем оставаться здесь всю ночь, – Дэвид указал на несуществующие часы на своем запястье. – Давайте мне своего пьяного, я немного поколдую.