— Можно, — с достоинством произнес Гафур, — разве это грязь? Грязь нечто совсем другое.
— Я так и знала, а все же надеялась. Напрасно, как оказалось!
— Вы говорите загадками. Впрочем, как и полагается такой симпатичной девушке. На что вы надеялись?
— Это же просто! Надеялась, что вы не будете жонглировать словами и понятиями, а будете делать что-то конкретное. Для начала помоете посуду. Да, да, так просто, прежде чем говорить о высоких материях, я угадала ваше любимое занятие? Помыть посуду. Вы же собирались рассуждать о грязи. Рассказать мне о различии между грязью элементарной физической и моральной? Я не права?
— Ну, моя дорогая, если вы научились простейшим приемам телепатии, это еще не значит, что нужно забыть о вежливости!
— Это вы забыли о вежливости, — девушка широко раскрыла глаза и похлопала длинными ресницами от возмущения, — Вам не мешало бы предложить даме вина, или на худой конец, чаю. Чай у вас есть? — деловым тоном спросила девушка.
Малик, смущенный конкретным вопросом, задумался:
— Конечно, такая проза жизни не может волновать вас.
— Послушайте, почему вы разговариваете со мной подобным образом? То, что у вас приятная внешность, и вы летаете, как птичка еще не дает вам права говорить со мной таким тоном. Я вам не муж!
— Во-первых, я летаю не как птичка. И только рассеянный человек мог этого не заметить. Я летаю как Мэри Поппинс, а может даже лучше, чем она, — девушка выпрямилась и постаралась придать своей тоненькой фигурке величавую осанку, — а во вторых, я говорю с вами, ну, — протянула она, — стараюсь говорить нормальным тоном.
— Стараетесь, но у вас это плохо получается, как и у вашей кривляки Мэри.
— Не будем сориться, прежде чем познакомились, — Малик вспомнил о том, что он выступает в роли хозяина, а не наоборот. Он открыл посудный шкаф и вытащил оттуда сухой чай.
— К чаю у вас, конечно, ничего нет? — неодобрительно спросила девушка.
— Нет, — отрезал Малик, а раз вы такая необыкновенная, взмахните ручкой и доставьте сюда пирог. Давно мечтаю о пироге с кишмишом.
— Мечтайте дальше, не буду вам мешать. Печеное портит фигуру, — девушка замолчала, убеждая себя во вреде печеного, — А вы не хотите, наконец, спросить меня, почему я выбрала ваше окно. Почему я залетела к вам, где даже чаем не напоят.
— Я не буду ничего у вас спрашивать, вы сами все расскажете, если захотите.
— Да, вы правы, — девушка взглянула на Малика с интересом. Тут вы правы, я пришла к вам, чтобы расспросить вас о том, как вы живете. Я так скучаю, — она замолчала, и Малику показалось, что глаза ее наполнились слезами. — Я прекрасно устроилась там, — она небрежно махнула рукой в сторону раскрытого окна, — но ничего не могу с собой поделать, я скучаю. Прошлый раз, когда мы встретились с вами, вы помните? Около моего разрушенного дома?
— Помню, я очень хотел подойти к вам. Но не успел, вы растаяли, как облако.
— Я была не в духе и совершенно не расположена к разговорам. Но, как видите, я вас тоже заметила. Позвольте представиться, меня зовут Иветта.
— А дальше?
— Иветта Кётлинг.
— Какое у Вас необычное имя.
— Да, меня назвали в честь моей бабушки, а фамилию я взяла ее же, когда получала паспорт.
— Значит, вы похожи на бабушку, раз и фамилию ее взяли.
— В самом деле, похожа, только поняла я это, когда ее не стало. А в детстве, я была уверена, что ни на кого не похожа. Одна такая, уникальная, похожая на саму себя. Любимая балованная внучка. Я выросла с бабушкой. У мамы были свои проблемы. Ей было не до меня. Ну, Вам, наверное, неинтересно слушать про мое детство.
— Очень интересно. Не каждый день встречаешь летающих девушек. Про них все хочется знать. — Малик заварил душистый чай и осторожно разливал его по хрустальным стаканам.
— Как замечательно пахнет чай. Забытый аромат, — Иветта поднесла к лицу стакан и с видимым удовольствием сделала глоток обжигающего чая, — Летать я научилась из крайней необходимости. Я очень скучала, а другого транспортного средства оттуда, где я сейчас нахожусь, нет. Меня отговаривали. Боялись, что разобьюсь. Но ничего, кажется, получилось. И по-моему не плохо? А вы как считаете? — она застенчиво посмотрела на него.
— Замечательно, просто замечательно, — Малик широко улыбнулся и подумал, что она совсем не такая задавака, как ему показалось.
— Расскажите, пожалуйста, как вы живете. Мне очень, очень интересно. Знаете, как странно получилось со мной. Когда я жила здесь, и все вдруг сразу и ужасно переменилось, я думала, что если попаду в другое место, в новое, незнакомое место, то не буду больше переживать о прошлом. Конечно, я знала, что такое ностальгия, но мне казалось, что я сумею справиться с ней. Я сумела справиться, — она тихонько засмеялась.
Малик не дал ей досказать:
— Я знаю, вы научились летать.
— Да, именно так. И теперь хотя бы раз в месяц я прилетаю сюда, чтобы посмотреть, на вас на всех. На тех, кто еще не уехал.
— И как? — Малик затаил дыхание. Ему вдруг стало необыкновенно важно, что ответит почти незнакомая девушка. Как будто от ее ответа могло что-то поменяться в его жизни.
Она помолчала, отвела глаза, попила чаю:
— Вы же знаете все сами. Мы встретились с вами там, у разрушенного дома. Я ничего не могу с собой поделать. Мазохистка. Наблюдаю за тем, как все превращается в прах, прямо у меня на глазах. Страдаю, и не могу уйти совсем и оставить это в прошлом в красивом ностальгическом флере.
— Как вы изысканно выражаетесь.
— Это только с вами, я научилась уже по-другому тоже. Хотите послушать?
Малик в испуге отрицательно завертел головой.
— Нет, нет ни в коем случае.
В дверь позвонили. Малик вздрогнул. Он тихо на цыпочках подошел к двери, ему не хотелось принимать незваных гостей. За дверью Мустафа вытирал красную потную физиономию. Малик ни за что не хотел открывать дверь. Ему так хотелось продолжить беседу с Иветтой, а Мустафа настойчиво нажимал на кнопку звонка. Малик осторожно вернулся в кухню, чтобы попросить Иветту не производить лишнего шума некоторое время и с разочарованием обнаружил, что девушка исчезла. В этом не было ничего удивительного. Малик знал совершенно точно, как ей удалось уйти. Она просто выпорхнула в раскрытое окошко, оставив на столе стакан с недопитым чаем.
Мустафа продолжал звонить в дверь. Звонки получались резкие настойчивые, совершенно непохожие на те, к которым привыкла входная дверь Малика Гафура. Обычно немногочисленные знакомые и друзья Малика звонили очень деликатно и не более двух раз. Если хозяин не открывал двери, значит его нет дома, или по каким-то причинам он не желает принимать гостей, и самое разумное в этом случае не настаивать, а удалиться. Мустафе подобные мысли прийти в голову не могли. Да и просто мысли как таковые его посещали не так часто, лишь в экстремальных случаях. Не выдержал испытания Малик Гафур. Его тонкая нервная организация могла переносить серьезные нагрузки, но только при положительных эмоциях. Мустафа вызывал у Малика отрицательную реакцию. Гафур даже не пытался анализировать свои чувства по отношению к этому человеку. Малик распахнул дверь и встал на пороге, загораживая вход в квартиру. Мустафа попытался протиснуться в небольшое пространство, между Маликом и косяком двери, но не тут то было. Забыв о своей обычной деликатности, Малик решительно оттолкнул Мустафу. Тот покраснел, насупился. Малик прочитав как в раскрытой книге все, что творилось в душе у Мустафы насмешливо спросил:
— А что дорогой, ты пришел, чтобы пообщаться со своим телефонным другом? Соскучился?
Лицо Мустафы из пунцово-красного стало бледным. Он вспомнил железную руку, свой страх и мгновенно поменял тактику. Из напористого малого, он вновь превратился в приторно льстивого раба.
— Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Может лекарство нужно какое? Ты скажи. Мы поможем.
— Самое лучшее для меня лекарство — это не видеть ваши физиономии. Твою и твоего начальника.