— Зачем?
— Артефакт! Или ты на самом деле хочешь здесь концы отдать из-за этих проклятых магических поводков и маячков?
Они ринулись к выходу, как могли быстро, потому что фора у мальчишки и так была немалая. Но приостановились, упершись в стену темноты.
— Как же мы пройдём? — почесал в затылке Влад. — Без нашего «светильника»… царство ему небесное… Там и ловушки были… Помнишь, старик всё обходил что-то?
— Но пацан же как-то прошёл!
— Может, он там уже дохлый валяется где-нибудь посреди комнаты?
Лерой нахмурился, пощёлкал пальцами, ловя мысль:
— Вдоль стен. Так и не заблудимся, и мальчишка наверняка так же пошёл. Глядишь, и догоним. Давай, ты направо, я налево.
Влад согласно кивнул, и они разошлись.
Первая ассоциация, пришедшая на ум, была следующая — весь мир превратился в огромный отрез непроницаемо-чёрного бархата. Темнота, которая окружала Лероя, не была обычной. Такой не бывает даже в новолуние. Сверкание пятен на сетчатке глаза очень быстро прекратилось, и создалось ощущение полной слепоты. По коже побежали холодные липкие мурашки. Если приплюсовать к этому абсолютную тишину (даже звука собственных шагов не слышно), то можно было решить, что жизнь завершилась и вокруг — какой-то из кругов Ада, скорее всего Ад для атеистов, не верящих в загробный мир. Сохранить хоть малую иллюзию действительности помогала только прохладная поверхность камня, скользящая под рукой. Арман специально прижимал к стене ладонь полностью, чтобы даже случайно не потерять опору и не остаться во тьме без ориентиров. Нет, наёмник не боялся темноты. Он её просто не любил. Как и тишину. А тут — два в одном.
Для того, чтобы отвлечься от навязчиво поднимающих голову фобий, француз считал шаги, пытаясь мысленно представить размеры и форму зала. На сто четырнадцатом шаге рука нащупала пустоту. Холодный пот выступил на лбу, в первую секунду Лерой решил, что каким-то невероятным образом всё-таки потерял стену. Лишь вернувшись на несколько сантиметров назад, нащупав ставший почти родным надёжный камень, осознал, что наткнулся на третий выход из помещения. «Странно, что его не видно. Я ведь буквально на пороге стою». Арман, недолго думая, шагнул в проём, решив исследовать попавшуюся странность до конца. Осторожно прощупал ногой пол, нет ли лестничных ступенек, высокого порога или ещё какой-либо гадости, но плиты по-прежнему были гладкие и ровные.
Сто пятнадцать — один. Сто шестнадцать — два. Теперь он вёл двойной счёт — от начала залы и от порога ответвления. Сто семнад…
В глаза ударил яркий свет. Лерой выругался, прижав правую ладонь к лицу. Резь в глазных яблоках уменьшилась, наёмник медленно приоткрыл веки. Освещение, как выяснилось, было не таким уж ослепительным. Два литых канделябра, на десяток свечей каждый. И воск только начал капать, словно огонь зажгли минут пятнадцать назад.
Арман с изумлением осматривал самый настоящий женский будуар. Захотелось протереть глаза и ущипнуть самого себя за нос, настолько иным, неожиданным выглядела эта комнатушка рядом с заброшенным древним городом, внутри величественного храма, расположенного в чаще леса. Широкая (минимум трёхспальная) и высокая кровать, застеленная тёмно-вишнёвым атласным бельём. Рядом скамеечка, чтобы удобнее было взбираться на ложе, обитая таким же материалом. На полу — мягкий ковёр с чёрным ворсом. Стены затянуты узорчатым шёлком. В воздухе витают пьянящие ароматы духов и благовоний. Прямо напротив входа расположилось внушительных размеров зеркало в причудливой деревянной раме, перед ним — столик, заставленный баночками, скляночками, пузырьками, притираниями, помадами и прочими женскими мелочами.
Глядя в зеркало, спиной к Арману сидела она. Француз, ещё не разглядев толком внешность женщины, понял, что та очень красива. Безумно, дьявольски красива. Лишь потом увидел полногрудую фигуру, волну блестящих волнистых смоляно-чёрных волос, матовой белизны кожу, большие, окружённые густыми ресницами глаза. Она неторопливо провела гребнем по локонам, потом с усилием вытащила притёртую пробочку из миниатюрного флакончика и мазнула за ушами. Закрыла. Отвернула крышку на перламутровой баночке, крохотной кисточкой распределила пудру по лицу, шее, плечам, декольте… Одета она была в достаточно откровенное платье: корсет подчёркивал и зрительно увеличивал и без того немаленький бюст, пышная юбка с одного бока расходилась высоким разрезом, из которого выглядывала белоснежная ножка в туфельке на изящном каблучке. Весь наряд дамы повторял те же цвета, что и интерьер комнаты — вишнёвый и чёрный, с преобладанием первого.