Выбрать главу

Девушка начала искать выход, перебирая ладонями по складкам занавеса. В пальцах буквально через несколько мгновений как будто забегали противные червячки, щиты могли держать пламя на расстоянии, но когда Алисанда буквально погружала руки в огонь, то защита становилась не такой уж непробиваемой. Но думать о боли мелких ожогов было не ко времени.

— Да сколько ж здесь ткани?! — попыталась воскликнуть вслух жрица, но это было ошибкой — в горло ударил жгучий, почти лишённый кислорода воздух, и девушка подавилась своими словами.

Она, зажмурившись, чтобы уберечь от пламени хотя бы глаза, продолжала тянуть груду горящего шёлка в одну сторону, пытаясь добраться до края занавеса.

Карренг рванул ещё раз и подхватил любимую за запястье, вытаскивая на свет божий. Ему в ответ прозвучал жалобный вскрик — белоснежная кожа на руках магички вся была в волдырях. Пострадали и её чудные чёрные волосы, опалилась чёлка и пряди, обрамлявшие лицо.

— Ренг, что ж это такое? — запричитала Алисанда. — Меня же никогда огонь не жёг! Я же маг Огня! Как такое может быть?! Мне больно! Как же больно! Почему?! — Риторические вопросы прерывались рыданиями.

Правитель, увидев, что жизнь жрицы вне опасности, уже распоряжался прибежавшими на шум переполошенными слугами и охранниками. Пожар потихоньку угасал под напором вёдер воды. Кого-то послали за лечебными мазями, чтобы обработать ожоги. Карренг усадил невесту в кресло, по случайности не задетое огнём, и успокаивал её, как мог.

Народ на площади нервничал, роптал и возмущался. Все ждали либо начала зрелища, либо выступления монарха с речью — многие предполагали, что казнь всё-таки не состоится. И тут прямо из окна кабинета правителя донеслись крики и начали вырываться языки пламени. Со стороны мало что было понятно. Пожар… А отчего? Почему? Горожане заволновались ещё сильнее, кто-то даже начал пробиваться к входу во дворец — то ли чтобы помочь справиться с огнём, то ли чтобы поучаствовать в возможном при таких бедствиях мародёрстве. Однако стража оказалась не склонна допускать кого ни попадя в монаршую резиденцию, и новоявленных помощников, конечно, остановили. Тем не менее толпа колыхалась из стороны в сторону почти угрожающе, с разных сторон неслись крики, в которых слышалась то паника, то злость, пару раз кто-то особо смелый проорал какие-то оскорбления в адрес королевской семьи.

Приговорённый, и так, ясное дело, не пребывавший в радужном настроении, вовсе извёлся. Он уже минут двадцать стоял на эшафоте под петлёй в ожидании появления правителя. А теперь в сердце полезло чувство ложной надежды: а вдруг Вилренг погибнет или серьёзно пострадает, тогда казнь как минимум отложат до того, как полномочия примет его преемник, а то и помилуют. Крауш гнал непрошенные мысли прочь, но глазами продолжал жадно следить за заревом, отчётливо видном в окне кабинета.

На самом деле не так уж больно… Довольно легко можно терпеть… Но принцам вовсе необязательно об этом знать.

Продолжая причитания, Алисанда даже пустила слезу. И продолжала делать акцент в своих речах на то, что обычно её пламя не обжигает. «Ну, догадайся же спросить, дорогой мой!» — внешне жалобный взгляд устремлён на Карренга. Магичка старательно маскировала все другие чувства, кроме боли и непонимания.

И она добилась успеха.

— Как же такое могло произойти? — младший принц наконец-то задал правильный вопрос.

Лёгкое пожатие плеч, нахмуренные бровки, надутые губки — сама невинность. Актёрский талант — самое главное достоинство женщины, как всегда считала Алисанда.

— Сама не пойму… — Небольшая пауза, по которой сразу становилось ясно, что догадка есть, но озвучивать её не хочется.

— Любимая, подумай лучше. Ведь магия — твоя стихия. Должна же быть причина…

— Я не могу утверждать с гарантией… — неуверенно начала жрица.

Тут вмешался Вилренг:

— Говори, Алисанда, это дело государственной важности. Покушение на обоих наследников сразу. Если есть хоть какая-то версия, это уже хорошо!

Жрица спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. «Как бы не переиграть…» На самом деле ей стало очень смешно, поэтому безопасней было спрятать глаза, в которых пристальный взгляд правителя мог различить торжество и насмешку.