Рэю показалось, что он очнулся от долгого сна.
– Корабли, – не задумываясь ответил он.
– Вот видишь, – сказал Генри. – Ты уперся в корабли и не замечаешь ничего вокруг.
– Неправда.
– Правда, – словно вредный ребенок передразнил Волтур. – Оглянись вокруг! За пределами твоего маленького мирка столько всего! Не представляешь, сколько можно для себя открыть, начав интересоваться чем-нибудь, не связанным с кораблестроением и физикой.
Рэй упрямо мотнул головой и сказал:
– Я не хочу интересоваться тем, что мне не нравится. И тем, что нынче диктует мода.
Генри вздохнул и промолчал.
– Как знаешь, – произнес он через несколько минут. – Однажды сам для себя все поймешь. Главное, чтобы это случилось раньше, чем окажешься на смертном одре.
И снова погрузился в молчание.
– Ну и что ты хочешь этим сказать? – недовольно пробурчал Рэй. Ему не нравилось, что Генри начал его учить жить, хотя был всего на три года старше.
– Я хочу сказать: попробуй что-нибудь новое.
– Например?..
– Танцы. Сегодня вечером они будут. Сходи туда, развлечешься, с людьми познакомишься.
– Но там будет много человек, которых я ненавижу. Набитых глупыми мыслями сычей. Зачем мне туда идти?
Генри закатил глаза, сдерживая смешок.
– Сходи один раз, а там уже посмотрим. Тебе одного вечера жалко, что ли? Ну что, договорились?
Рэй закатил глаза и раздраженно хмыкнул, сам не зная, зачем соглашается.
Глава X
Пять лет назад
– Передай мне сахар, – мама подняла встревоженный взгляд на Генри. – Ты что, не выспался?
– Не особо, – пробурчал мальчик, поглощая кашу с изюмом. – Всем приятного аппетита.
– Спасибо, – ответили родители с сестрой в унисон.
– Кстати, – Волтур-старший принялся за кофе с двойной порцией молока и сахара, – сегодня к нам в гости приезжает мой давний друг.
– Надолго?
– Думаю, на пару часов, не больше. Мы обсудим кое-какие дела, и угостим его обедом, – ответил Ингмар, и в его голосе прозвучала вполне объяснимая радость.
***
– Неплохо ты живешь, приятель.
Герман, высокий мужчина с лохматыми бровями и большими грубыми руками, осматривал просторный дом, широкие окна, деревянную мебель, люстры, ковры. Казалось, ничего не ускользало от его цепкого взгляда.
– Мне самому нравится, – ответил Ингмар, провожая гостя к своему кабинету.
– Не многие могут позволить себе такой дом в военное время, скажу я тебе.
– Знаю. Но война пока не дошла до сюда, верно? – мужчины заходят в кабинет. – Присаживайся на диван. Я пока найду нужные тебе документы.
– Я постою.
Герман все так же пристально бегал глазами по кабинету, особенно по текстам, лежащим у Волтура-старшего на столе.
– Кажется, они в шкафу, – сказал Ингмар. – Я только найду их и сейчас пойдем пить чай. Расскажешь мне, что происходит сейчас в столице…
Герман натянул улыбку на губы и кивнул. Тут его взгляд зацепился за один любопытнейший договор… Мужчина не мог поверить своим глазам, настолько совпадение было невероятным!
«Любопытненько…» – злорадствуя, подумал гость. По его телу растеклась приятная опьяняющая гордость.
А когда Волтур-старший отвернулся, чтобы достать папку с верхней полки, Герман непринужденным движением взял со стола одну из бумаг, и, сложив ее вчетверо, сунул себе в карман.
***
Генри сидел в своей комнате и старательно переписывал диктант по бринальскому, намеренно делая ошибки то тут, то там, а потом зачеркивал неправильно написанное красными чернилами. После этого он буквально каллиграфическим почерком оставлял рядом записи от лица учителя. Например: «Молодец, что стараешься, но выучи правило о запятых». Или: «Вижу успехи, Генри».
И вот, в очередной раз без зазрения совести подделывая подпись учителя по бринальскому, Генри представлял себе свою старшую сестру, год назад корпевшую над этим диктантом в школе. Ее идеальная выправка, какая бывает только у уверенных в себе девочек-отличниц, морально давит на соседей по парте, и они так и норовят хоть глазком заглянуть ей в тетрадь, уж больно велик соблазн халявной аттестации. Но Софья, откинув назад русую косу и сверкнув ясными голубыми глазами, принимает давно отработанную позу, которая со стороны выглядит вполне естественно и даже как-то непринужденно, но на самом деле таким образом сестричка ловко прикрывает ладошкой свои записи. А в конце года она гордо приносит домой исписанные аккуратным круглым почерком тетради и, связав их красной лентой, кладет в шкаф.
Сколько должно быть приятного самодовольства она испытывала каждый год, когда отрезала эту красную ленту и перетягивала ею тетради…