– А теперь может перестанем обниматься на месте? – напомнила о себе Грей-Врановская. Рэй проглотил едкий ответ и, вытянув руку с ее ладошкой в сторону, ввел их в круговорот танцующих пар.
– Ты можешь отлепиться от меня? Не обязательно находиться так близко, и убери подбородок с моего плеча, бесишь.
– Это единственный способ не видеть твоего мерзкого лица, – тут же парировала она. Ее слова и дыхание щекотали ухо. – Жаль, что я вовремя не заметила, с кем стою в паре, иначе бежала бы из этого зала как можно быстрее.
– Мне тоже жаль. Платье и макияж даже из самого гадкого утенка сделают нормального человека. – процедил Рэй.
– Чудесно, рада, что ты оценил, – фыркнула девушка.
Некоторое время они кружились молча. Фон Элбатт рассматривал изысканные наряды гостей, замечая, что многие искоса смотрят на девушку, видимо пытаясь понять, точно ли это она.
Ее весьма близкое нахождение было настолько противным, что в какой-то момент Рэй даже удивился: еще ни разу в жизни он не испытывал такой сильной неприязни. От всего, что было связано с ней, парню становилось тошно: от ее глупого пера, заколотого на повязке, от тихого сопения ему на ухо, от того, что сегодня она и правда была до безобразия хороша. Всеобщая любовь отталкивала сильнее и вызывала странное чувство ненависти, а воспоминания об унизительной драке только подливали масла в огонь.
Приглушенный свет зала, оркестр, небольшие столики, фуршет с алкоголем и сладостями… Рэй вдруг вспомнил, почему никогда не посещал такие мероприятия. На них обычно чувствуешь себя лишним и никому ненужным, и, что бы там не говорил Генри, этот вечер не стал исключением.
«Странно, – подумал парень, – как можно чувствовать себя никому не нужным, когда обнимаешься с театральной дивой у всех на виду? Многие полжизни бы отдали только за то, чтобы с ней поговорить…»
Парадокс, однако.
***
Казалось, прошло полчаса, не меньше.
– Когда же этот чертов танец уже закончится, – недовольно прошептал парень. К этому моменту все свелось к медленному топтанию на месте.
Грей-Врановская не ответила – ругаться просто надоело.
Наконец музыка начала постепенно стихать, кавалеры принялись галантно целовать руки своих дам, и вдруг Рэй увидел то, чего не хотел бы видеть больше всего на свете. Парень застыл, не заметив, как черноволосая отстранилась и, проследив за взглядом Рэя, нашла причину его шока.
Вдалеке, у самых столиков, Альберт увлеченно целовал руку Эмили, а та, зардевшись от удовольствия, звонко смеялась. Оба выглядели неимоверно довольными.
Рэй отвел взгляд, ожидая от Грей-Врановской ехидного выпада или хотя бы ухмылки, но та лишь смерила будущих супругов презрительным взглядом и отошла.
Глава XII
Семь лет назад
Однажды, гуляя на улице, которая гордо носила звание одной из самых главных улиц города, Паула остановилась чтобы получше рассмотреть шляпу одного из памятников, вокруг которого и день и ночь бродили толпы туристов. Шляпа эта уж больно была похожа на шляпу папы, которая вечно висела в коридоре на крючке для одежды, и папа никогда не носил ее – наверное, не считал модной.
Папа всегда одевался, как это говорится в книгах, с иголочки, и не позволял себе никаких промашек вроде щетины, мятой рубашки или грязных туфель. Но дочь предпочитал не замечать.
– Доброе утро, – говорила Паула, если заставала отца в прихожей рано утром, когда он уходил на работу (на самом деле она не знала, куда он уходил, но в книгах отцы вечно уходили по утрам именно туда).
Мужчина немного недоуменно оглядывался по сторонам, словно не понимая, откуда идет звук, а потом, когда находил его источник, его губы искривлялись, и он поспешно покидал квартиру. Какое-то время Паулина даже считала его немым, что многое бы объясняло, но однажды, услышав, как он громко ругается с кем-то по их собственному домашнему телефону, она отставила эту догадку.
Тогда, во время ссоры по телефону, его голос звучал жестко и раскатисто, как гром во время грозы, но один раз, когда Паула заболела гриппом и не отправилась с утра пораньше гулять по Бёрдсбургу, до ее комнаты донеслись два звучных мелодичных голоса – один мужской, другой женский. Приоткрыв дверь, сквозь щелку девочка увидела, то папа стоял в коридоре и галантно снимал пальто с рыжеволосой незнакомки, которая, хихикая, старалась прижаться к нему и чмокнуть в щеку.
Паула тихо закрыла дверь и лишь подумала о том, что тоже хотела бы себе такие волосы, как у той барышни: медно-рыжие и объемные, а не темные и безжизненные, как у нее самой. А вот у мамы красивые волосы: густые иссиня-черные, струящиеся по спине и прекрасно сочетающиеся с ее зелеными глазами.