– Рэй!
Дверь открылась, и в комнате появилась неожиданная гостья. Парень нахмурился и сел на кровати, возвращаясь в реальность.
– Я пришла, потому что не могу больше! – воскликнула она, закрывая за собой дверь и подбегая к нему. Ее лицо было опухшим от слез, чистую голубую радужку обрамлял покрасневший белок. Фон Элбатт предложил девушке место в кресле и подал плед, лежавший на подоконнике.
– Что с тобой?
– Я не хочу, Рэй! – всхлипнула она. – Не хочу!
– Стой, стой. Ты что, прибежала из главного корпуса сюда в одной сорочке? На улице десять градусов! Ты в своем уме? Как тебя вообще выпустили?
– Меня не выпускали, я сама ушла, – ответила Эмили, переводя дыхание. Она вытерла нос об плед (от чего Рэй пришел в состояние шока) и пристально посмотрела на него. – Ты, наверное, думаешь, что так мне и надо, верно? Всегда во всем слушаюсь свою безумную мать, не могу слова сказать в ответ, вот и получила по заслугам. Но я тоже хочу жизни, Рэй, тоже хочу, слышишь? Не могу я за этого старикашку выйти, просто не могу!
Она снова зашлась в истерике, скрывая лицо в пледе.
– Эй, ну ты чего? Ты же ведь сама хотела, помнишь? Да и вообще, многие девушки хотели бы оказаться на твоем месте. Альберт козел, я согласен, но он скоро умрет, и у тебя будет огромное состояние.
Рыдания только усилились. Рэй внезапно осознал, что он не очень хорош в утешении юных и не очень адекватных девиц.
– Даже ты знаешь об этом плане! Как ты догадался, тебе кто-то сказал? Ах, да, я дура, это и так всем понятно! Всем понятно, что это все ради денег, все деньги, деньги, деньги… А я, может, не хотела, чтобы моя свадьба была такой мерзкой, все на деньгах…
– Мерзкой? Ты серьезно? Все так старались ради твоего довольства, Эмили. Он тебе и спектакль, и платье какое хочешь…
– Заткнись, заткнись, заткнись! Слышать не могу!
– Тише, пожалуйста… Кто-нибудь услышит, все же спят… – Рэй умоляющим жестом попытался вразумить кузину, но все бесполезно.
– Мне эти все разговоры уже вот где сидят, – она показала на горло, – слышала это уже тысячу раз от матери. «Эмили, вот посмотри, что для тебя делают, ты только подумай…» Сама-то в молодости не хотела такой судьбы, а меня сейчас заставляет.
– Ты сама в это ввязалась, – ответил Рэй и скрестил руки на груди, – у тебя была возможность отказаться.
– Я не могла! Мне все говорили какая эта выгода, говорили, что богаче жениха просто не будет, что это последний шанс…
– Последний шанс? Ты так молода!
– Говорили, что если я не соглашусь, то Врановские мне все пути закроют, ведь в их руках большая власть. Моя мама очень хотела, чтобы этот брак состоялся, я тут ни при чем. Почти… Я сказала ей об этом, она на меня разозлилась, сказала, что я дура и все такое… Я разрезала платье и сказала, что завтра не соглашусь.
– Эмили…
Он вдруг подумал о том, что после того случая на вечере танцев он больше не искал ее компании. У него появились друзья, он совершенно забыл про кузину. Он не думал о том, что она думает о Дне Алконоста и как она его провела, не гадал, волнуется ли она перед завтрашним днем, не размышлял о ее настроении. Она стала для него какой-то чужой и непонятной, и, если бы кто-то поставил на место Эмили Хельгу или Алису, ничего глобально не изменилось бы.
Ему вспомнился вечер, когда они с отцом поехали в город пообедать. Тогда были холодные праздничные дни, а в ресторане, где они остановились, стояла елка. Ее скорее всего украшали работники ресторана, и она получилась красивой. Но больше о ней сказать было нечего. Она не была веселой, искрящейся радостью. Не смотрела на всех прохожих с детской наивностью и взрослой прямотой. От нее не пахло праздником, улыбками, поздравлениями, подарками, красивыми нарядами. До нее не хотелось дотронуться, погладить, зарыться в глубину ее мягких ветвей, чтобы ощутить терпкий еловый аромат, который был вкуснее самых дорогих на свете духов. Ее не хотелось рисовать, она не давала энергию и вдохновение. Не хотелось, скрываясь в темноте ночи, прятать под ней подарки самым дорогим в жизни людям. Рядом с ней не возникало желания проводить вечера, наслаждаясь уютом хорошей книги и попивать крепкий чай. Глядя на нее, в голове не звучала музыка, симфонией разливаясь по телу и стуча сотнями маленьких молоточков прямо в сердце.
С ней не хотелось провести всю жизнь.
Она просто была красивой.
– Почему ты молчишь, Рэй? Я тебе противна, да?
– Нет, что ты… – пробормотал парень, задумчиво глядя на кузину.
– Тогда помоги мне! Ты единственный, кому я доверяю, ты один можешь помочь…
– Хм, я бы рад конечно, но это невозможно, ты сама это понимаешь, – почти равнодушно ответил Рэй. Внезапно в голове возник образ Паулины, играющей на сцене, но он его быстро отогнал.