Костик с трудом высидел последние уроки. Мысленно он уже был на репетиции, распевался и повторял текст — постоянно запинался в одной строчке, проговаривал не то слово. И даже когда старшие мальчишки, везде преследовавшие Алёну Краснову, нашли Костика в коридоре третьего этажа и принялись задираться, он просто прошёл мимо, как будто их не заметил. Сегодня они репетируют в зале, со всеми, кто будет выступать, да ещё и в положенном порядке. Всё должно быть идеально.
Натка уже ждала его. Сидела на лавочке в паре метров возле сцены, покусывала губу и наблюдала за тем, как выступали девятиклассницы с художественной гимнастикой. Настроение Костика подскочило до неба — девочки в блестящих костюмах порхали по сцене, разноцветные ленты летали в воздухе, и было в этом что-то волшебное и праздничное.
Натка оглянулась и свысока посмотрела на Костика, как будто была минимум на голову выше него. Он сделал вид, что ничего не заметил, и сел рядом на лавочку. Этот день никто не испортит. Ни за что.
— Пойдём, распоёмся немного? — спросила Натка и кивнула в сторону комнаты, где хранились костюмы и декорации для завтрашнего праздника. — Перед нами ещё три номера, мы тут от безделья стухнем.
— А там есть с чем? — спросил Костик.
Натка пожала плечами.
— Что, без музыки слабо? — язвительно спросила она. — Тогда давай сразу фонограмму тебе сделаем. Будешь рот разевать, а за тебя магнитофон споёт.
Костик стиснул зубы. Не обращай внимания, говорил он себе. Мало ли, почему она задирается. Может, настроение плохое, или тройку под конец года поставили, кто знает… Потерпи, всё нормально будет.
Но ничего не было нормально.
— Ну и кто так поёт? — ворчала Натка после каждого упражнения. — Ужас какой-то. Как будто тебя кто-то толкнул, и ты из себя теперь ноты насильно давишь!
— Нормально я пою! — не выдержал Костик.
— А вот и нет, — Натка поморщилась, и её симпатичное лицо тут же стало некрасивым. — Ты что, сам не слышишь?
В комнате было грязно и пыльно, казалось, сам воздух пропах какой-то затхлостью и гадостью. В носу защекотало, и Костик едва сдержался, чтобы не чихнуть. Горло будто сжали невидимые руки, но он держался — никто не увидит его слабость. Никто и никогда.
— Если ты такая умная, сказала бы, что именно не так, — спокойно сказал Костик, хотя внутри всё кипело. — Раньше же могла так сделать?
Натка присела на какой-то пыльный столик, и в воздух тут же взметнулась грязно-серая взвесь. Костик едва сдержался, чтобы не закашляться.
— Понимаешь, — снисходительно тоном заговорила Натка. Совсем как мама, как с пятилеткой… — Есть те, кого можно научить петь. Они поработают, постараются и потом выходят на сцену как профессионалы. А есть те, кого учи, не учи, всё без толку. Понимаешь?
Он понимал. Он прекрасно понимал. И Натка это видела, и злорадно молчала, а Костик даже ответить не мог.
Остаток дня прошёл как в тумане. Костик, кажется, спел как-то на сцене, даже запомнил, как Натка на него смотрела — недовольно, даже с презрением. Это чувство Костик знал хорошо — так на него смотрел отец, когда он приносил очередную двойку или пытался сказать, что не хочет ни на борьбу, ни на карате, ни на хоккей. И так всё сжалось внутри от этого взгляда, так стало страшно после этих слов, что Костик даже на запомнил, чем всё закончилось. Только дома, в тепле, в своей комнате, он будто очнулся.
И понял, что ни за что завтра не пойдёт на выступление.
V
Всё же зря говорят, что голос и внутренний свет не связаны. Пока я был в одиночестве, пока я боялся выходить из своего дома, потому что мог погаснуть или замолчать, я научился слушать. Весь наш город звучал в единой, волшебной мелодии, и мой голос тоже. Конечно, себя я слышал громче всех, но теперь что-то изменилось — сквозь собственное звучание я слышал звучание других. И если мне нравился голос, я выглядывал наружу и смотрел, какому огоньку он принадлежит. Да, то, как ярко они сияли, не зависело от звучности, но цвета… Цвета были разные. Разные оттенки. У кого-то красивые настолько, что твой собственный внутренний свет отзывается и сияет ярче; а у кого-то некрасивые, противные, мерзкие. Я научился слышать и видеть, наверное, впервые в жизни. И увидел, и услышал, что самые красивые цвета у обладателей самых красивых голосов, как бы тихо или громко они ни звучали.
Я понял, что ещё так мало знаю о нашем городе, о нашем мире, о нас и о себе тоже. Но в тот миг, когда я это понял, мои собственные цвета изменились. Я бы не заметил, если бы не белый пол — его создали таким, чтобы хорошо отражать свет.