- Какие ещё будут предложения?
- Может быть мне его исповедовать? - сказал отец Валаам.
- А как же тайна исповеди? - ехидно спросил премьер.
- Нет ничего тайного, чтобы не стало явным, - вздохнул настоятель собора и воздел глаза к потолку.
- Нет, - забраковал это предложение Грязнов-Водкин. - Он наверняка атеист.
- А может быть посадить его в автобус да отправить обратно в Остальной мир? - робко предложил старший домовой тринадцатого микрорайона Сигизмунд Третий.
- Не пойдет. Тогда мы не узнаем о его сообщниках здесь, у нас, забраковал премьер и это предложение.
- Да, я как-то об этом не того... - смутился домовой. - Извините.
- Арестовывать его, сукиного сына, пора, - сказал генеральный прокурор Василий Хитрый. - Я уже и санкцию заготовил. Арестовывать и колоть, и колоть. Другого нам ничего не остается.
- Похоже, что прокурор прав. - Премьер обвел взглядом членов комитета. - Есть ещё какие предложения?... Та-ак! Молчание - знак согласия. Остановимся на этом варианте. Кулинашенский, за целость головы шпиона Остального мира отвечаешь лично. Понял?
- Это само-собой, Петр Антонович, Будьте спокойны. Брать его будут лучшие наши агенты.
7. Арест. Побег.
Григорий открыл глаза и, глядя на блеклые зеленованые обои с ржавыми разводами, долго не мог сообразить, где находится. Рядом кто-то лежал. Он скосил глаза и увидел прелестную девушку. Таня!!! И сердце его захлебнулось великой радостью и он почувствовал себя самым счасливым человеком на свете. Он вспомнил все, все до мелечайших подробностей. Но теперь Орлов был благодарен этому городу-призраку, городу-фантому и населявшей его нечисти только лишь за то, что здесь он встретил самую замечательную девушку в мире, ради которой он был готов на все, на любые испытания и муки.
Он долго любовался спящей девушкой, боясь пошевелься и нарушить её сон.
- Любимая! - едва слышно прошептал он. Слово было настолько ему незнакомым и необычным, насколько и замечательным, что Григорий повторил: Любимая!!
Таня, будто услышав его, улыбнулась во сне. Ах, какая это была улыбка! Какая это была восхитительная улыбка! От переполнявших его чувств, Орлову захотелось закричать во весь голос о своей великой любви, так, чтобы его услышали во всем мире. Услышали и здорово позавидовали. Он с трудом сдержал порыв и лишь одними губами вновь сказал:
- Любимая!!, - вложив в это слово все чувства.
Нельзя сказать, что у Григория не было прежде девушек. Было и довольно много. Но ни одна из них не тронула его сердца, не всколыхнула душу. Были и слезы и упреки в его бессердечии и жестокости. Все было. Со временем он уверовал, что не способен полюбить. И вот - случилось!
"А что если она таким образом и завладевает сутью человека?!" подумал вдруг Орлов, и от этой мысли ему стало страшно. В этом городе, населенном нечистой силой, нельзя было ничего знать заранее. Возможно, что все её поведение - одно притворство, направленное на завладение его душой? А для каждого нового клиента она вновь обретает девственность? В этом городе все возможно. Ведь он весь без остатка растворился в своей необыкновенной любви. Честно. Из него теперь хоть веревки вей, хоть режь его на ленты - он на все согласен. Может быть все это было так на самом деле. Но очень не хотелось этому верить. Нет-нет, только не это. Господи! отведи от меня эту беду!
Орлов услышал тяжелый топот множества ног в коридоре и понял, что пришли за ним. Сильным ударом вышибли дверь и в комнату ворвались пятеро в комуфляжной форме, внешним видом напоминающие омоновцев. Григорий не успел ещё ничего сообразить, как его сграбастали два добрых молодца с такими тупыми, свирепыми и страшными лицами, каких даже в детских комиксах не увидишь, и так стиснули, что он ни то, что сопротивляться, вздохнуть как следует не мог. Таню тоже схатили, нацепили на руки наручники. Она стояла обнаженная с гордо поднятой головой, а лицо её пылало гневом. И все, мучившие его только-что страхи, исчезли. Нет, она не притворялась! Она его действительно любит! Боже! Как же она прекрасна! Неужели совсем недавно вот эта вот прекрасная девушка говорила ему о своей любви?! И почему он такой везучий?! Но, оценив обстановку, понял, что рано записал себя в баловни судьбы. Таня не сопротивлялась, только смотрела на него своими огромными лучистыми, полными слез глазами и все повторяла:
- Гриша! Гришенька! Любимый мой! Я ни о чем не жалею! Слышишь?! Ни о чем! Я счастлива! Я очень счастлива!
- А ну, замолчи, сука!! - вдруг завизжал и затопал полицейский, стоявший с начальственным видом посреди комнаты. По всему, он и был здесь старшим.
- Эй ты, милейший, подойди, хочу сообщить что-то очень важное, сказал ему Орлов.
- Это ты мне, шипион? - Старший видно решил, что Григорий собрался во всем признаться, и быстро засеменил к нему.
Григорий смерил расстояние. Руки крепко держали боевики. но ноги-то были свободны. И оттолкнувшись от пола, он врезал правой ногой старшему точно в подбородок. И хорошо, надо сказать, врезал. Плохо, что кажется выбил большой палец. Тот упал на пол, словно подкошенный. Но тут же вскочил, завизжал, затопал ногами, заметерился. Трасущемися руками, торопясь, стал расстегивать, висевшую на боку, кобуру, приговаривая: