Выбрать главу

— Обожаю эту страну. Очень красивая. — Он опустил голову и еще раз пожал плечами, как-то смущенно. — Вот вы думаете: это все разговоры, а у нас-то война идет, верно? Правда, друзья мои, в том, что вы нам нужны. Каждый из вас послужит доброму делу. Сейчас вы держите в руках экземпляры печатной лжи вашего прославленного режима. Сами знаете, насколько честны с вами были эти газеты. В них писали, что войны никогда не случится, — и вот пожалуйста. Вам говорили, что немцев вышвырнут с советской земли к августу, а скажите мне… — он театрально поежился, — сейчас, по-вашему, август? Но это ничего, ничего. Пусть каждый вас прочтет вслух один абзац. Те, кого мы сочтем грамотными, поедут с нами в Выборг. Я вам обещаю трехразовое питание, а вы нам будете переводить документы оккупационного правительства. Работать в отапливаемом здании! Ну а те, кто не сможет, что ж… У них работа будет немножко труднее. Я не бывал на железоделательных заводах Эстонии, но слыхал, что работать на них опасно. Но и там еда будет получше, чем те помои, которыми вас кормит Красная армия. А чем питается последние месяцы гражданское население, мне даже представить страшно.

Кое-кто из крестьян постарше застонал и закачал головами, переглядываясь, пожимая плечами. Айнзац кивнул переводчику — и экзамен начался. Чтобы судить о нашей грамотности, им достаточно было услышать лишь несколько фраз. Я развернул газету. Заголовок жирным шрифтом был цитатой из Сталина: «Соотечественники! Товарищи! Вечная слава героям, отдавшим жизнь за свободу и счастье нашего народа!» Пожилые крестьяне пожимали плечами и сразу давали газеты немцам, даже не глянув. Многие колхозники помоложе пытались сложить буквы в слова. Они к экзамену отнеслись всерьез — хмурили лбы, пытались разобрать, что написано. Немцы ласково похохатывали над их ошибками, хлопали неграмотных по плечу, шутили:

— Зачем вам книжки, а? Вам бы только за юбками гоняться.

Вскоре пленные расслабились и стали перекрикиваться с друзьями и знакомыми, стоявшими в других шеренгах. Запинаясь на сложных словах, они хохотали вместе со своим поимщиками. Некоторые сочиняли на ходу — отчеты о ходе битв под Москвой, о бомбардировке Пёрл-Харбора. Они вполне достоверно имитировали стиль сводок советского Информбюро, которые слышали по радио. Немцам такой кунштюк, похоже, нравился. И те, и другие знали, что никого этим не обманешь.

Всякого неудачника немцы просили отойти в сторонку, влево. Первых двоечников принародное позорище несколько смущало, но чем больше неграмотных вливалось в их ряды, тем сильнее они ликовали.

— Сашка, ты тоже, что ли? А я-то думал, ты светлая голова!

— Ты глянь, глянь, как перед офицером выплясывает. Давай, давай к нам сразу, на завод работать пойдем. Чего, думал в конторе отсидеться? Не выйдет. Тока гля, как тужится!

— Васька, а до Эстонии-то дойдешь? А? Давай сюда, подтолкнем!

Грамотным хотелось произвести на немцев впечатление. Газету они читали, точно актеры со сцены. Многие не останавливались, когда им говорили, что хватит. Длинные слова произносили с нажимом и подвывая — показать, что у них большой словарный запас. Отходили вправо с гордостью, сияя, кивали образованным товарищам. Они были довольны, как все обернулось. Выборг недалеко, а работать в теплой конторе и есть три раза в день гораздо лучше, чем всю ночь сидеть в окопах и ждать минометного обстрела.

Глядя, как грамотные поздравляют друг друга, Коля закатил глаза.

— Ты посмотри на них, — пробормотал он. — Приз они хотят. Газету прочли. И смотри, какие фрицы снисходительные. Может, им первую главу «Евгения Онегина» продекламировать? Думаешь, понравится? Все пятьдесят четыре строфы оттарабанить — и отточия в придачу. Они-то думают, что у них одних в Европе — культура. Они своих Гёте и Гейне что, хотят поставить рядом с Пушкиным и Толстым? Музыка — это я допускаю. Хоть и не сильно они нас обогнали, но в музыке — это да. И в философии. А вот в литературе — вряд ли.

До Коли, стоявшего слева от меня, айнзацу оставалось два человека. Меня кто-то схватил за руку. Я повернулся — Вика подалась ко мне, лицо бледное, глаза горят и не мигают, хотя в них било заходившее солнце. За руку она меня схватила, чтобы я обратил внимание, но не отпустила, когда я повернулся, а могла бы. Ну, в общем, так я подумал. Может, она меня еще и полюбит? Почему бы и нет? Ну и что с того, что я ее немного раздражаю?