— Ты понимаешь, что меня в батальоне засмеют? В жопу раненный — и кем? Щеглами какими-то, прямо от конвейера.
Я помог ему опуститься на снег. Сгибая правую ногу, чтобы встать на колено, он поморщился. Офицеры в траншее, должно быть, устроили командирское совещание. Потом раздался новый голос — постарше, повластнее:
— Оставайтесь на месте! Мы идем к вам!
Коля хрюкнул:
— Он нам говорит… Да мне кажется, как раз на месте я и останусь, раз у меня теперь ваша пуля в жопе.
— Может, навылет прошла? Так же лучше, правда, если навылет?
— Ну так сними с меня штаны да проверь. — Коля мучительно ухмыльнулся.
— Что мне сделать? Тут можно сделать что-нибудь?
— Перетянуть надо, говорят. Не волнуйся, я сам. — Он развязал шнурки стеганой шапочки, снял ее и прижал к пулевому отверстию. Резко втянул воздух, зажмурился от боли. А когда снова открыл глаза — как будто что-то вспомнил. Свободной рукой полез себе под свитер и вытащил ящичек с яйцами.
— Сунь себе куда-нибудь, — распорядился он. — Чтоб не померзли. Только не урони, будь добр.
Через несколько минут к нам покатился «козлик» с цепями на колесах и тяжелым пулеметом в кузове. Пулеметчик навел его прямо на нас, когда машина остановилась рядом.
Из «козлика» выпрыгнули сержант и летеха. Оба держали руки на кобурах. Сержант остановился у отброшенного «шмайссера», осмотрел его, потом взглянул на Колю:
— Наши снайперы заметили немецкий автомат. Они выполняли инструкцию.
— Вы это называете «снайперы»? Их учат в жопу стрелять?
— Почему у тебя немецкий автомат?
— У него кровь течет, ему санитаров надо, — сказал я. — Может, потом вопросы?
Лейтенант посмотрел на меня. В его плоском лице не читалось ничего, кроме скуки, равнодушия и легкого отвращения. Он был брит наголо и стоял на морозе без шапки, словно не замечая пронизывающего ветра.
— Гражданский? И будешь еще мне тут командовать? Тебе расстрел на месте полагается за нарушение комендантского часа и выход за городскую черту без разрешения.
— Товарищ офицер, пожалуйста. Еще немного, и он кровью истечет.
Коля сунул руку в карман и выудил письмо капитана Гречко, протянул его лейтенанту. Тот прочел, сперва с подозрением, а когда дошел до подписи — весь как-то окаменел.
— Ну сказали бы сразу, — пробурчал он и махнул рукой пулеметчику и водителю, чтобы помогли.
— Сразу… Да я орал вам его фамилию, а вы палили!
— Мои бойцы действовали по инструкции. Вы наступали с вражеским оружием, нас не предупреждали…
— Коля. — Я положил руку ему на плечо. Он поднял голову, уже открыв рот, чтобы словесно уничтожить летеху на месте. И впервые в жизни до него дошло, что надо заткнуться. Он улыбнулся, чуть закатив глаза, но заметил, какое у меня лицо. Проследил за моим взглядом — кровь расплывалась под ним на снегу, вся штанина уже была темная и мокрая. Снег походил на вишневое мороженое, которое отец покупал мне летом в парке.
— Не волнуйся, — сказал Коля, не отрывая взгляда от крови. — Это пока немного, не переживай.
Водитель схватил его под мышки, пулеметчик — под колени, и так Колю перенесли на заднее сиденье командирского «козлика», урчавшего мотором. Я скрючился между сиденьями, а Коля лежал на животе, укрытый шинелью для тепла. Мы развернулись и поехали к окопам, и всякий раз, когда машину встряхивало на ухабах, он закрывал глаза. Я забрал у него пропитавшуюся кровью шапчонку и сам прижал к пулевому отверстию, стараясь удержать ее на месте, но не сделать ему больно.
Не открывая глаз, он улыбнулся:
— Лучше б меня по заднице гладила Вика.
— Очень больно?
— Тебя когда-нибудь ранили в жопу?
— Нет.
— Ну тогда знай: да, больно. Хорошо хоть, не спереди попали. Лейтенант, прошу вас, — сказал он громче, — объявите благодарность своим снайперам, что не прострелили мне яйца.
Лейтенант, сидевший впереди, смотрел только на дорогу и ничего не ответил. Его бритый череп был весь исцарапан, остались мелкие белесые шрамы.
— Ленинградки им тоже благодарны.
— Мы тебя отправим в госпиталь на Кировский, — сказал лейтенант. — Там у нас лучшие хирурги.
— Очень хорошо, органы дадут вам медаль. А когда меня выгрузите, отвезите моего друга на Каменный остров. У него важный пакет для капитана.
Лейтенант хмуро промолчал — он злился, что приходится исполнять распоряжения рядового, но опасался рисковать. С органами шутки плохи. Мы притормозили у баррикады — наваленных мешков с песком — и почти две минуты потеряли, пока солдаты наводили деревянный помост через траншею для «козлика». Водитель орал им, чтоб поживее, но бойцы, усталые и равнодушные, все равно не спешили — то и дело переругивались, как правильнее класть мостки. Наконец перебрались. Водитель нажал на газ, и мы птицей полетели мимо пулеметных гнезд и дотов.