2. Шея
3. Грудь, правая половина
4. Грудь, левая половина
5. Правая рука
6. Левая рука
7. Правое плечо
8. Левое плечо
9. Живот
10. Ягодицы
11. Левое бедро
12. Правое бедро
13. Левая нога
14. Правая нога
Женщина задумчиво посмотрела на список — ей все время казалось, что в нем не хватает одного пункта, но какого именно, она вспомнить не могла. Половина пунктов была вычеркнута. Женщина достала обгрызенный карандаш и вычеркнула пункт 3, „грудь, правая половина“. Теперь пора было заняться пунктом 4.
— По-моему, он просто-напросто умер! — сказал Локи, ткнув пальцем Одину в грудь. — Посмотрите, он даже не шевелится!
— Может быть, это просто глубокий обморок? — Хеймдалль не сдавался.
— А как ты тогда объяснишь копье в груди?
Действительно, на обморок, даже на глубокий, похоже не было.
Один безжизненно висел, пришпиленный собственным копьем к Иггдрасилю, Мировому Ясеню.
Боги растерянно замолчали.
— Я за то, чтобы его снять, — сказал Тор. — А то позору не оберешься — убит собственным копьем! Вот узнаю, кто это сделал, он у меня костей не соберет!
— К тому же, скоро он начнет вонять, — вставил Локи.
— А я говорю, он не умер! Видите, у него румянец на щеках! — Хеймдалль был упрям. Особенно упрямым он становился, если спорил с Локи.
— Какой румянец? — удивилась Фрейя. — Румянца у него и при жизни не было.
— Вот-вот. Если раньше не было румянца и он был жив, а сейчас румянец появился — значит, он уже не жив. Давайте уже снимем его, в конце концов!
— Да чем он тебе мешает на ясене, Локи? — спросила Фрейя.
— Ничем не мешает, просто…
— Нет, нет, — вмешался Хеймдалль, — ты очень уж настаиваешь! Ты, может, хочешь выскоблить его череп и использовать для предсказаний?
Локи задумался. Мысль была неплоха.
— Значит так, — решил за всех Тор. — Мы его тут оставим.
Локи начал было протестовать, но Тор огрел его суровым взглядом.
— Оставим на… семь дней. Вот если он через семь дней не оживет, тогда похороним по всем правилам. А пока пусть висит!
Спорить с Тором было бесполезно, это все знали. Так что боги еще немного постояли под деревом, а потом разошлись по своим делам.
Бог стоял в забытом всеми даосском храме на склоне высокой горы. Бог очень страдал, потому что в храм никто не приходил. Раньше здесь жил старик-даос, но он умер уже много лет назад. Сколько именно, бог сказать затруднялся. Статуя бога осталась стоять в заброшенном храме, постепенно зарастая пылью. Бог был малоизвестный, и других статуй у него не было, поэтому все свое время он проводил в этой. И очень страдал. Подношений ему никто не приносил, благовоний не возжигал.
Через два года деревянной статуе отгрызло руку семейство мышей. Еще через год вторая рука отвалилась сама. Затем в храм забрела лиса, полакомиться мышами. Во время охоты она толкнула статую, та упала на пол и у нее отвалилась голова. Бог умер.
Признаться, это его очень обрадовало. Во-первых, бога теперь ничто не держало в храме, да и подношения ему были больше не нужны. Во-вторых, он знал, что неподалеку в пещере живет семейство оборотней, и не сомневался, что те признают его старшинство и сделают его князем — в конце концов, он же был не просто призрак, а призрак бога! В-третьих, ему очень нравилась его новая форма — ему казалось, что клубиться и растекаться по земле дымом — это очень эстетично. К тому же, жизнь призрака открывала множество возможностей к самосовершенствованию — еще от старика-настоятеля бог слышал, что если съесть мяса праведного монаха, можно обрести долголетие, а то и бессмертие. Пока он был богом, поступать так ему не подобало, но теперь руки у бога были развязаны.
Бог радостно рассмеялся, проглотил струсившую лису, которая забилась в темный угол храма, и полетел в сторону пещеры.
— Он у вас там вообще жив или мертв? — спросил Гермес, с интересом рассматривая кувшин, в котором был заточен Арес.
— Не знаем, мы же его не открывали! Его только выпусти, он тут такое устроит! — сказал великан и задумался. Выглядело это забавно. — Он, наверное, и жив и мертв, пока мы не откроем сосуд.
— Что же, значит, Аресу удалось то, чего не делал еще ни один бог, — сказал Гермес, — он сумел стать и живым и мертвым богом одновременно!
Койот очень хотел есть. Еды у него не было. Зато много еды лежало у большого старого камня: там были целых два кролика. Но кролики принадлежали камню, и Койот сомневался, что тот захочет их отдать.
Зато у Койота был красивый и острый нож. Резать им все равно было нечего — еды-то не было, поэтому Койот решил выменять нож на кроликов.
Он подошел к камню и сказал:
— О, Великий Камень! Ты такой большой и сильный! Тебе не составит труда найти себе еще кроликов. А я маленький и слабый, и кроликов мне ловить трудно. Так может, ты со мною поменяешься? Я отдам тебе свой единственный прекрасный нож, а ты мне одного кролика? Зачем тебе два?
Койот осторожно подошел к камню, положил нож и взял одного кролика.
Затем он быстро побежал. Пока Койот бежал, ему пришло в голову, что он очень, очень голоден, а кролик маленький. К тому же, нож у него был невероятно острый и замечательно красивый. Вряд ли он стоил одного кролика.
Поэтому Койот развернулся и побежал обратно.
— О, Великий Камень, — сказал он. — Ты должен со мной согласиться — один кролик за такой прекрасный нож — это очень мало. Так что будет справедливо, если я возьму и второго кролика.
Он схватил еще одного кролика и побежал прочь даже быстрее, чем раньше. Камень страшно загремел, но ничего не сделал.
По пути Койот думал:
„Все-таки, нож был просто замечательный! Наверняка за него мне дали бы четырех, а может, и пять кроликов! Нет, целого бизона! У камня, конечно, бизона не было, но кроликов он мне дал маловато!“
С этой мыслью Койот развернулся и снова побежал к камню.
— О, Великий Камень, — сказал Койот, — все-таки, мой нож был таким острым и таким красивым, что за него не пожалели бы и бизона! Так что ты заставил меня совершить совершенно невыгодную сделку! Ты отказался расплатиться со мною по-честному за мой прекрасный нож! Я думаю, ты понимаешь — будет только справедливо, если я заберу нож обратно.
Койот подбежал поближе и только схватил нож, как камень покатился и задавил Койота.
Койот умер.
Затем он встал, отряхнулся и побежал прочь. Остановился он на берегу реки.
— Какая несправедливость! — заявил он громко. — Какая чудовищная несправедливость!
— Что за несправедливость? — спросила его любопытная птичка с ветки дерева.
Птичка казалась вкусной.
— Не могу сказать тебе во весь голос, потому что это тайна. Но если ты подлетишь поближе, я тебе все расскажу! — пообещал Койот, облизываясь.