В этот раз камень победил ножницы. Впрочем как и всегда.
Паша бросил беглый взгляд на комнату. Никаких тёплых чувств он к ней возыметь не успел, это был самый обычный из самых обычных гостиничный номер. С цифрами два и четыре на двери.
К тому же уже третий по счёту, в котором Паша вместе с семьей останавливался.
Те же шторы, те же кровати, тот же вечно пыльный, грязный пол.
«Чем больше номеров я пробую на вкус, тем они становятся всё скучнее и скучнее», — думал Павел.
Но следующий номер обещает быть особенным. Наверняка не удобным, но особенным. Ведь это будет каюта громадного дредноута, корабля, двигатель которого основан на новейшем механизме — паровом ядре.
Парень освободил одну руку и захлопнул дверь, нырнул ключом в замочную скважину и дважды повернул.
С родителями он снова разминулся: их голоса отдалялись, они ворковали уже довольно спокойно и о чем-то своём, снова заставляя сына плестись за ними хвостом.
Вдруг его мама пронзительно закричала. Бросившись наутёк от неизвестной опасности она лбом чуть не продырявила дыру у отца вместо носа.
— Катя, ёб…!
Паша ринулся на помощь, схватился за подаренный ему дедом револьвер и направил его в ту сторону, где предположительно затаился враг.
Но ничего кроме шипящего и фыркающего паром обогревателя там не было.
— Никак не могу привыкнуть к этим штуковинам! — Катерина досадно возгласила, словно ободрала колено. Только затем она увидела кровь, ручейком бегущую из носа своего мужа.
Он ловко и будто бы из неоткуда выхватил серенький платочек, которым тут же припал к лицу. Ткань на глазах начала багроветь.
— Штуковина, милая, — это то, что у тебя вместо мозга. А это, мать его так-растак, стационарная паровая установка номер 203 для обогрева большой площади помещения, устройство то бишь, без которого ты бы тут на говно изошла от холода. Ясно? И, — приходя в себя от злости он добавил. — Довожу до твоего сведения: скоро ни тебе, ни мне, ни ему привыкать уже будет не к чему.
— Гриша-а!
— Да мы бы лучше вообще сидели дома и никуда не ехали, черт бы вас побрал.
— Так и оставался бы! Так и оставался бы в своём болоте!
— Болото, дорогая, — это то, откуда я тебя вытащил, когда в жены взял. И вообще, на чьи деньги эти билеты куплены? На чьи, я тебя спрашиваю?! Так, кстати, — он полуобернулся к сыну. — Ты билеты то взял, балбес?
— Взял! — Рявкнул Паша и силой загнал обоих внутрь, дабы остановить этот балаган.
Двери захлопнулись.
Прежде чем он понял какую ошибку совершил, стационарная паровая установка под номером 203 успела издать очередной протяжный вздох и выдох, сопровождаемый клубами грузного пара.
Лифт ещё не дёрнулся, но он уже услышал первые отголоски намечающейся драки.
Часы над головой неприятно цокнули, оповещая, давай, мол, беги.
И он побежал.
Схватив большущий чемодан в обе руки и прижав его у груди, словно последний чемодан на этой земле, Паша ринулся вниз по лестнице.
Он утыкался то в один пролёт, то в другой, ловко уклонялся от стен и бежал дальше. Чечёткой оттарабанивал ритм по потрескавшимся ступенькам.
Музыкант шёл вровень с механизмом, ничуть в скорости ему не уступая. Это дало ему полную слышимость того, что происходило внутри кабины. А то, что он слышал, дало ему ещё больше сил оказаться внизу как можно скорее, дабы остановить этих двоих при первой же возможности.
Лифт стучал и грохотал, словно стиральная машина в которую закинули бревно и поставили на турбо-режим. Кабина содрогалась каждую секунду, норовила вот-вот обрушиться и с грохотом полететь вниз.
Паша рвал бы на себе волосы, если б только его руки не были бы заняты чемоданом, а ноги самым быстрым спуском по лестнице в его жизни.
Они сцепились в этом железном ящике как две кошки из враждующих кланов в охотничьем мешке.
Но вдруг лифт перестал трястись и содрогаться, перестал извиваться тигровым питоном, слегка покачнулся и успокоился. Затих.
К этому же времени он прибыл на первый этаж, а Паша соскочил с последней ступеньки и тут же примкнул к ещё не открывшимся дверям ухом. Запыхавшийся и вспотевший Паша пытался услышать хоть что-нибудь.
Он пытался выяснить кого ему придётся хоронить. Кто кого убил. Другой причины остановки этой бойни он был не в силах придумать.
Мысленно он ставил на маму. Хотя бы из-за её длинных ногтей.
Наконец-то двери распахнулись. Медленно, но верно, они открывались, тем самым развеивая завесу тайны. Павел сглотнул, отпрянул от двери и выронил из рук чемодан.
Его родители страстно целовали друг друга, а мама, так вообще, очень даже вульгарно закинула на отца левую ногу. Они врезались губами в друг друга так, словно это был их последний поцелуй и их последняя встреча.