Расправившись с первым куском, утолив свой голод, успокоив себя, Капитан рыкнул на впереди стоящих забулдыг.
Те невольно, даже не успев понять смысла брошенных им слов, расступились.
Абросимов нырнул в образовавшуюся прореху, пробился вперёд сразу на несколько метров, — на столько ему хватило толчка, который ему дал Капитан — а после снова увяз, сжимаемый со всех сторон людскими тушами. Он попытался двинуться, сместиться хоть на шаг, но ничего не получалось. Федя попытался вернуться обратно и попросить проводить его, но и это было уже невозможно — ряды людей сомкнулись позади него и закрыли обратную дорогу.
Люди давили на него, сжимали словно стальные тиски.
Старику вдруг резко стало не хватать воздуха, голова начала кружиться, а мышцы отекать.
Он испугался, закрутился волчком, пара людей на мгновение расступилось, Фёдор уловил момент и бросился в открывшийся проход.
Там он, измученный и усталый, был выброшен к столу как рыба на сушу. Ему пришлось повести себя весьма бестактно, как ему казалось, — присесть к человеку, не спросив его разрешения. Из-за этого щеки его налились пурпуром, а по спине пробежала неприятная дрожь. Хотелось поскорее покинуть, скорее всего, уже занятое кем-то место и не тревожить мужчину, сидящего напротив. Но нужно было перевести дух и подумать над тем, как ему пробиваться дальше и как всё-таки отыскать этого мальчишку. Время было ограничено.
Вдруг человек, сидящий напротив, заговорил. Обе его руки лежали на столе, а лицо впивалось в руки, он что-то невнятно бормотал, пускал слюни. Видимо, был мертвецки пьян.
Фёдор, раз уж всё равно волей не волей оказался его собеседником, прильнул к нему и прислушался, но услышал только одно слово, которое тот повторял несколько раз:
«Фамилии, фамилии…» и иногда «Фамилии, скажите ваши фамилии…»
Тень Капитана, мелкая рыбка у плавника рыбы-гиганта услышал знакомый голос, быстро потряс мальчишку за плечо, заставил его подняться.
Тот, содрогнувшись всем телом, отпрянул от него, чуть ли не закричав.
Увидев знакомое лицо, Павел отёр холодный пот со лба, начал приходить в себя.
Федя попытался заговорить с ним, но тот не отвечал.
— Плохой сон… просто плохой сон, — хмурился Паша.
Фёдор Абросимов спросил о том, где его скрипка. Тот не ответил.
Он спросил пил ли парень сегодня.
Тот покачал головой.
Скрипач без скрипки не скрипач, как и любой музыкант без своего инструмента не музыкант, но его длинные и изящные, можно сказать, искусные пальцы, не приспособленные к труду, выдавали в нём творца с головой.
Фёдора можно было описать точно так же: проседь седых волос, редкие чёрные волосы, несколько раз поломанные и несколько раз чиненные, очки на носу и точно такие же как у Павла пальцы.
Феде, как бы ему самому не хотелось, нужно было выполнить приказ Капитана. Он подорвался с места, хватанул мальчишку за плечо. Что-то гулко ударилось о его ногу и также гулко повалилось на пол.
Мужчина заглянул под стол и увидел скрипку.
«Ай, балда…» — Восклицал он в мыслях.
Через некоторое время Фёдор и сонный, ещё не проснувшийся ни в одном глазу, Паша, стояли перед Капитаном.
Тот жестом приказал сесть своему товарищу, а вот мальчишке приказал играть.
Старик покорно скользнул к столу. В ушах шумело.
Павел поднял скрипку к лицу и снял с ремешка на скрипке смычок, начал делать вид, что пристраивается. Пристраивается было не к чему — Паша банально ничего перед собой не видел. Он чувствовал себя рыбой, потому что только у рыбы могут быть такие кисельные мутные глаза, сквозь которые проступали не четкие грани изображения, а лишь неразборчивая рябь.
«Ничего, ничего, главное, никто меня не видит, все заняты своими делами, облажаюсь всего для двоих человек…»
Парочка людей, услышавших приказ Капитана, стоявших совсем рядом, передали весть другим рядом стоящим. Те отнесли весь другим, а те своим знакомым.
Инженеры перестали бурно обсуждать возможность использования механизмов, основанных на технологии паровых ядер, в сельхоз хозяйстве.
Рабочие перестали обсуждать пойло, которое они опрокидывали внутрь стопка за стопкой.
Разбросанные по всему пабу вкрапления людей затихли, замерли в благоговении и ожидании чуда.
Павел оглянулся. В душе он ровно пять раз со всей силы стукнул себя по голове. С виду стоял как вкопанная статуя.
— Ну, что же ты, играй, — нахмурился пуще прежнего Капитан.