— Д..тн…ы…
— Отец, мы опаздываем на корабль! Ну крикни же ты уже нормально, прошу!
Мать вцепилась в сына окостеневшими пальцами, её, такую лёгкую, сдувало на ветру как пушинку.
— Перины, Лоскутсткие, Козловы, да, вот хорошая у меня память на фамилии, Перепёлкины…
— Ну всё, Кэп, — застонал Фёдор, надеясь вернуть разговор в изначальное, более интересное ему русло.
— Фамилии! Скажите ваши фамилии!
Павел не выдержал и закричал сам:
— Дементьевы!
— Дементьевы. Вот, тоже хорошая фамилия.
Павел Скрипач упал в обморок.
Глава 3 | Охотники и волки
Пустоши
Температура -20° по Цельсию
— Сколько, сколько?
— Восьмерых.
— Да ну, врёшь?
— Не-а. Можно даже сказать, что девятерых.
— Это как?
— Ну, смотри, помню, шёл один волчара на меня тараном, прям пёр, не глядя. А я в него из гарпуна в эту его косматую тушу. Тот сразу повалился. А потом когда уходить стали, я взгляд бросил, а у волка то живот. Самка. Беременная.
— Детей защищала?
— Ага, каким образом? Раскроив череп себе и своему щенку? — Щека прижал к губам дымящийся бычок. Он целовал его так, как заботливый родитель целует своего годовалого ребёнка в темечко. Из его рта вышел клуб приятного горьковатого дыма. Они оба втянули его носами, дожидаясь своей очереди. Звонкое пламя жженой бумаги падало на лицо курящего. Теперь, когда он снял шапку-ушанку, было понятно, почему его так прозвали. Его изуродованная щека говорила сама за себя.
— Тут дело в чём-то другом, — продолжил он, вновь затянувшись. — Люди, они живучие как тараканы. Даже больше. Отдельно взятый человек не может противостоять природе, особенно такой природе, которая бушует сейчас. Но всё человечество в целом переживёт любую напасть. Единственное, чего нет у людей, а у зверей есть — это чувство, ощущение, проще говоря. Мы её называем интуицией, но она, чаще всего, вообще ни на чем не основана. У нас просто болят колени и мы говорим «О, скоро снег пойдёт». А у животных есть тот же самый нюх, который в тысячи, в сотни раз сильнее нашего нюха. И вот этот нюх и всякие другие подсказки подсказывают им где плохо, а где хорошо. Зверь никогда не суётся туда, где ему больно. А если он пошёл на меня, на такого страшного и с оружием, значит там, откуда он бежал, ещё хуже. Улавливаете?
— Ну и откуда же он шёл? Чего он испугался? — Рыжий подался чуть вперёд.
— Это интересный вопрос, — провозгласил обладатель чудовищного шрама на щеке.
— И что же в нём такого интересного?
— То, что я не знаю ответа на этот вопрос. Да и давно это было, где-то месяц назад. Может просто случайность, — он снова закурил.
Брезент, который перекрывал вход в их откопанную расщелину, в которой они и ютились, вдруг взвился вверх.
В юрту естественного образца заполз Эмиль, в руках у него была тара со свеже кипячённой водой, он дёрнул носом, поморщился, оглядел троих присутствующих и вернул брезент на место.
— Ну вы даёте, надымили, ребят, прям глаза колит, — Эмиль хлебнул из тары, плеснул себе в глаза.
— Это всё Щека. Сам курит, а нам не даёт! — Взвинтился Рыжий.
— Ой, да на, на, не хнычь только, — Щека сунул ему зажённый осколочек в руки, тот схватился как-то неумело, обжёгся, поднёс к губам и закашлялся. Его лицо тоже на мгновение было освещено слабым огнём сигаретки — огненно-рыжие волосы беспорядочно вихрились на голове.
Эмиль вырвал из рук парня бычок и сунул мужику, сидевшему напротив. Тот жадно затянулся.
— Так как тебя зовут, говоришь?
— Пётр.
— Ржаной?
— Алексеевская.
— Ого, группа Лёхи ещё не развалилась?
— Нет.
— Мда уж, живуч этот доходяга Алексеич. Слышал, у вас все эти новички из тринадцатого сектора крещение проходят?
— У нас.
Эмиль жадно хлебнул воды, передал Щеке, тот отхлебнул малость и всучил в руки Пётру. Последний припал к холодному железу, его кадык ходил ходуном несколько секунд, затем он завершил цепочку обмена слюнями, передав тару Рыжему.
У Эмиля побаливала голова. Побаливала она ещё давно, началось это после одного случая.
Пётр снова затянулся папиросой, осколочек погас, потушенный о снежный потолок — в нём он и повис.
— Что-то случилось, Петь? Обидели мы тебя чем-то?
— Нет, — он тяжело вздохнул. — Домой хочу.
Рыжий рассмеялся:
— Много хочешь, братец. Мы все хотим.
— А что, — поинтересовался Эмиль. — У тебя там есть кто?
— Дочка. Живая.
— Да уж, это прискорбно. Как раз хотел уведомить тебя о том, что нам в Город пока рано. А одного мы тебя не отпустим, так что придётся тебе с нами до Тринадцатого сектора дойти, а оттуда уже все вместе в Город двинем.