Тут была мягкая мебель и большие массивные часы на стене, но директор был молодой и не страшный. Судьба как будто улыбалась юноше. Директор попросил его сесть и выслушал до конца. Затем закурил и произнёс:
— Я всё это испытал на себе. Я ведь — красный директор. Привлекать рабоче-крестьянскую молодёжь к работе — это наша главная задача. Только этим можно
оздоровить наш аппарат. Мы знаем, что только молодым рукам под силу построить социализм. Наведайтесь так месяца через два-три…
Выходя из учреждения, Степан едва сдерживал раздражение. Ласковый приём директора возмутил его до глубины души. Он чувствовал, что все двери так же точно замкнутся перед ним — одни безнадёжно, другие со сладенькой вежливостью. Два-три месяца! С червонцем в кармане и тремя хлебами! В хлеву, по милости торговца! Засунув руки в карманы френча, юноша проталкивался в уличной толпе, стараясь не глядеть никому в лицо. Так, будто каждый встречный готов был бросить ему унизительное слово - «неудачник».
Часы на окрисполкоме прервали его невесёлые мысли. Четверть первого. А в час начинались экзамены. Расспрашивая как пройти к институту, Степан быстро шёл вперёд. Ясность непосредственной цели — экзамен — сразу успокоила его. Если он провалится, к чему ему все должности? Но в душе он был твёрдо уверен, что экзамены пройдут для него благополучно и мысль о провале казалась ему приятной шуткой. В такт своим уверенным шагам юноша легко успокаивал взволнованные нервы. Смешно же было в конце концов воображать, что вот он явился — и всё будет к его услугам. Надо понять, что он попал в жизнь, которая вертится уже сотни лет. Фей и добрых волшебников теперь нет, да никогда и не было. Терпением и работой, можно чего-нибудь достигнуть. И мечты о возможности сналёту добыть место в городской машине сейчас казались ему самому детскими. Он знал, что нужно сдать экзамен, добиться стипендии, и учиться, а всё остальное приложится. Есть студенческие организации, артели, столовые, а для этого нужно быть студентом. И нужно помнить: - таких, как ты — тысячи!
В коридорах института была такая толкотня, что Степан невольно растерялся. Попав в могучий человеческий поток, он дал себя нести неведомо куда и зачем. И только когда поток остановился возле какой-то аудитории, он смог спросить, где же именно состоятся экзамены?
Оказалось, что попал он куда следует. Но не успел Степан успокоиться, как сосед спросил его:
— А вы, товарищ, приёмную комиссию уже прошли?
Расталкивая экзаменующихся, юноша пробрался на площадку и побежал на третий этаж. А что, если он уже опоздал, если комиссия уже закрылась? Вот и сыскал себе службу! Красный от стыда и волнения, он вошёл в комнату комиссии — нет, она была ещё на месте. Его записали сто двадцать третьим.
Через четыре часа Степана пропустила приёмная комиссия — на экзамены он должен был явиться послезавтра. Голодный и разочарованный, он вяло шёл домой. Степан прекрасно понимал, что приёмная комиссия нужна и что за один день нельзя проэкзаменовать все пятьсот человек, командированных в вуз. Но логические соображения не возбуждали в нём ни малейшего сочувствия. Он начал понимать, что порядок хорош только тогда, когда по доброй воле применяешь его к себе, и что это вещь очень неприятная, когда его к тебе применяют другие. Он был утомлён. Пустой завтрашний день пугал его.
Сойдя па Подол, он свернул к Днепру, чтобы выкупаться, как задумал это утром. Дорогой купил коробку спичек, и хоть сильно хотелось курить, но побоялся, чтобы не стошнило. Сначала надо выкупаться, перекусить, а уже потом можно будет папиросой полакомиться. Купаться, однако, ему не удалось — это можно было сделать только на пляже, то есть переехать с берега на остров. Это стоило пять копеек на гребной лодке и десять — на моторной. Две копейки спички, плюс пять—семь копеек. Такие расходы были ему не по карману. А может быть, домой, в село придётся возвращаться — нужны будут деньги на проезд. Он тупо убеждал себя, что это обязательно нужно иметь в виду.
Вначале ему пришла мысль пройти далеко по берегу за город, выкупаться на безлюдьи и вернуться в свою каморку лишь вечером. Его тело ныло от голода, в мускулах чувствовалась страшная усталость и он решил только умыться. Сняв фуражку и расстегнув воротник, Степан, боязливо оглядываясь, опустил руки в воду и вздрогнул — такой скользкой и неприятной показалась ему вода. Тем не менее он заставил себя умыться, вытерся замасленным платком и медленно пошёл на свой Нижний Вал.