Я повернулся, непроизвольно ища поддержки у друзей. Евгеша сплетничал с кем-то по телефону. Маргенон мучительно всматривался в зажатый в руках тетрадный листок – судя по всему, мой разговор с Виталиком Валентиновичем прошел мимо его внимания. Лишь Розалита Георгиновна, у которой для меня всегда находится дыхательная трубочка взамен постоянно теряемых мною атрибутов перекура, поглядывала на меня с искренним сочувствием. Этим мой список друзей исчерпывался.
Дверь в кабинет шефа была распахнута. Сам он томился в кубе глубокого кресла, словно его пленник, неулыбчиво рассматривая ногти под неспешно помигивающей лампой дневного света.
– А, Федор… – как-то разочарованно протянул шеф, словно надеялся, что у меня найдется уважительная причина проигнорировать его приказ. – Заходи…
Я вошел внутрь и уже взялся за ручку, чтобы прикрыть дверь, но тут Айфонасий Прокопьевич буквально взвился в кресле.
– Один заходи. Один! – гаркнул он.
Я оглянулся: ни в дверях, ни поблизости никого не было. От этого окрика мне стало не по себе. Что все это значило? Было ли происходящее продолжением моего умопомешательства, или же теперь безумие обуяло и шефа?
– Выйди и зайди еще раз. На этот раз – один! – отчеканил Айфонасий Прокопьевич.
Я покинул кабинет и, потоптавшись пару мгновений снаружи, зашел вновь.
– Дверь… – напомнил усталый голос шефа.
Я аккуратно притворил дверь и участливо поинтересовался:
– Айфонасий Прокопьевич, что-то случилось?
– Карл у Клары украл кораллы, а ты у меня – хорошее настроение. Вот что случилось! – раздраженно ответил тот.
Я не мог поверить своим ушам… Карл, наш Карл, который сам отдаст последнее… А Клара? Откуда у нее кораллы? Неужели морские? Но даже если морские, что нашло на Карла?
– Это ужасно… – пролепетал я.
– Еще бы! – отозвался шеф.
По его интонации и рассерженному выражению лица было несложно определить, что говорили мы о разных вещах. Я – о случившемся с беднягой Карлом, шеф же – о пропаже своего настроения.
Мы помолчали. В принципе я мог молчать сколько угодно – от меня ничего другого и не требовалось. Однако меня так и подмывало выяснить, что именно имел в виду шеф, когда потребовал, чтобы я вошел один.
– Скажите, Айфонасий Прокопьевич, – сказал я, напуская на себя невинный вид, – а сейчас я правильно зашел? Один?
– Правильно, правильно, – пробурчал шеф, но уже беззлобно.
– А поначалу? Поначалу кто со мной заходил?
– Не кто, а что. Флюиды твои сюда пытались залететь.
– Ф-ф… флюиды?
– Да! – Голос шефа вновь грозно загудел. – Ты своими негативными флюидами забил все флюидное пространство! Я куда ни пойду – везде твои флюиды. Везде! Ты весь отдел ими отравил! Ты давай это, Федор, прекращай. Хватит…
– Айфонасий Прокопьевич, – попросил я, – не могли бы вы меня все-таки называть Андреем?
– Вот, опять! – Шеф схватился за голову. – Опять ты за свое!
Я лишь пожал плечами и продолжил упрямо гнуть:
– И все-таки я Андрей.
Шеф спрятал лицо в ладонях и несколько раз со всхлипом простонал. Наконец ему удалось взять себя в руки. Он выпрямился и со вздохом спросил:
– Знаешь, зачем я тебя вызвал?
– Нет, – просто ответил я: настало время новостей, поэтому продолжать ерничать было не в моих интересах.
– У руководства Института существует определенный интерес к твоему исследованию, – пояснил Айфонасий Прокопьевич. – Вернее… конечно, к теме исследования.
Тут я обратил внимание, что перед шефом лежит моя рабочая папка. Папка была закрыта, тесемки – завязаны моим узлом.
– Вы считаете, руководству могут быть интересны мои идеи? – спросил я.
– Не знаю… – сказал шеф уклончиво. – Для начала я хотел бы ознакомиться с основными постулатами разрабатываемой тобою теории…
Он приглашающе замолчал.
– Знаете, Айфонасий Прокопьевич, все, что я написал в этой папке, уже не соответствует тому, что я думаю по данной проблематике на текущий момент.