Едва я вошел в парк, как из-за деревьев навстречу мне выдвинулась тяжелая ливневая туча. Она явно спешила, поскольку не ползла, а летела, подхлестываемая ветром. Я не сделал и сотни шагов, как на меня обрушился дождь. Он легко пробивал кроны деревьев, но, по счастью, поблизости оказался «грибок» – сооружение, которым, как я помнил по детским воспоминаниям, оборудовались песочницы. Собственно песочницы при «грибке» не было, но в тот момент мне было не до нелепости его одиночества: под шляпкой гриба я оказался, как мне подумалось, вне досягаемости для бушующего вокруг водопада.
Однако не успел я перевести дыхание, как дождь не без злобы – я это заметил – хлестнул меня по ногам.
– Ничего, – сказал я себе, слизывая горьковатые капли неизменно кислотного дождя с губ. – У природы нет такой погоды, чтоб всем без разбора угождать…
Ветер усилился. Затрещали стволы деревьев. Дождь обдал меня по пояс. Мне почему-то подумалось, что с ветром можно как-то договориться, умаслить его, что ли…
– Ветер, ветер, ты могуч… – начал было я.
Но вдруг меня кольнуло: какого черта? Что перед этим ветром падать ниц и причитать? Этот ветер – самый обычный негодяй, появляющийся тогда, когда его присутствие только мешает, и пропадающий, когда он нужен.
– Ветер, ветер, ты – дурак! – выкрикнул я. – Вечно дуешь ты не так!
И ветер услышал. Он собрал, наверное, тонну воды и выплеснул в меня, сбив с ног. Я тотчас вскочил и, подтянувшись, забрался на поперечины под самой крышей «грибка». Теперь я был надежно укрыт от дождя. Я выкрикнул стишок еще раз. Эта мерзость с водой повторилась. На этот раз от удара воды и ветра грибок завалился. Я лежал в мокрой траве, а розги струй хлестали меня по лицу.
– Ну, знаешь… – Я был так зол, что готов был тягаться с силами самой природы или с любым сверхъестественным существом, стоящим за ними.
Мне вспомнились все мои беды и напасти. Уже давно я не знал ни радости, ни счастья. Лишь боль и разочарование. Этот дождь, без всякого сомнения, возник не на пустом месте: мне давали понять, что мои поиски продавца кораллов были кому-то очень не по нраву.
Я вскочил на ноги и, задрав голову к распростертой сверху серой пелене, прокричал:
– Ну что, что?.. Что ты меня испытываешь? Мне не нужны твои испытания! И ты мне не нужен! Мне не нужен хозяин, издевающийся над своим питомцем. Раздави меня совсем или оставь в покое!
Через несколько мгновений ливень стал стихать, и не прошло и минуты, как он прекратился вовсе. Напоследок пару раз яростно огрызнулся гром. Черная туча, клубясь, унеслась прочь.
Я бросил взгляд на расцветший в очистившемся небе овал солнца. Был ли это лик того самого сверхсущества, к которому я только что столь дерзостно обратился? Однако овал казался вполне доброжелательным, и все вокруг дышало безмятежностью. Срывавшиеся с листьев капли уже не долбили уныло землю, а весело и даже задорно плюхались в траву, спеша напоить собою почву.
– После дождичка в четверг в пятницу бывают лужи, – сказал я самому себе и направился к нужному мне углу парка, перепрыгивая через разлившиеся на дорожках заводи дождевой воды.
Забор в конце тропы действительно был деревянным, а не чугунной решеткой, как в остальной части парка. Ни одна доска не подавалась. Я подтянулся и бросил взгляд над забором: бежали трамваи, в раскрытых окнах домов колыхались занавески. Нет, на заброшенную часть Города это никак не походило.
Я вновь взялся за доски. Наконец гвоздь одной из них зашатался, и его жало со стоном медленно вышло из дерева. Доска откинулась. Я протиснулся в проем и, вставив гвоздь на место, огляделся.
Глава 8
Стояли мертвая тишина и безветрие. Трамваи исчезли. Как исчезли и занавески в окнах с теперь уже мутными стеклами. Кварталы, через которые я шел, производили впечатление не заброшенной части живого Города, а части мертвого. Словно прошли сотни лет, и все умерли, и некому стало следить за состоянием Города, некому стало жить в нем. Я шел, не встречая ни души, зная, что вряд ли кто и встретится.
Внезапно я вышел к необычному зданию. Необычным был его желтый цвет. Не помню, чтобы я когда-нибудь видел желтые дома – в Городе они либо серые, либо бежевые. Я остановился, задрав голову, и принялся изучать его фасад.