– Ну, откуда мне знать? Думаешь, мне это интересно? Я же теоретик, душечка. Теоре-етик! Как, впрочем, и ты. Если так любопытно, выбей у шефа командировочку в Отдел мух и слонов. Потом и расскажешь.
– А я и не теоретик вовсе… – негромко возразил я. – Никакой я не мыслитель. Я наблюдатель. Наблюдается мне не в пример легче, чем мыслится. И знаешь, простейшие наблюдения могут оказаться не менее ценными, чем идеи, выдвигаемые нашими величайшими мыслителями.
Маргенон насупился и замолчал. Молчал и я. Через пару минут я снова заскучал.
– Маргенон… – позвал я.
В ответ донеслось глухое рычание.
– Маргенон, ну что ты прилип к этим бумажкам? Что ты там все пишешь?
– Да вот, понимаешь, попросил у Евгеши переписать его исследование. Ты же знаешь Евгешу – совершенно беспомощный. Зато мне – новая, внеплановая тема. И всем хорошо.
Я покосился на Евгешу. Тот что-то пережевывал, без аппетита и отстраненно. Его пухлые щечки то напрягались, то безжизненно опадали. Вместо рабочей папки перед ним была расстелена салфетка с полудюжиной бутербродов.
– Так ты смог найти нечто такое, что не смог Евгеша? – охотно признавая за своим товарищем возможность подобного успеха, спросил я.
– А то… – ревниво отрезал Маргенон и вновь замолчал.
– Скажи хотя бы, что за тема-то?
– «Время – деньги».
– Слышал. Я бы не взялся.
– Хм… Конечно! – самодовольно хмыкнул Маргенон. – Так в чем, думаешь, оказалась загвоздка?
Я пожал плечами. Маргенон снисходительно затараторил дальше:
– Тут же изначально неправильно понята исходная формулировочка. Предполагается, что в данной формуле мы наблюдаем тире, то есть знак равенства, соответствия: время равняется деньгам. Что, если это не тире?
– А что же тогда?
– А минус. Время минус деньги…
Я ни черта не понял. Я привык оперировать бытовыми понятиями. Это же явно была работа для ученого. Настоящего ученого.
– Что мы знаем о времени? – вопрошал между тем Маргенон.
– Лично я – ничего, – сразу предупредил я во избежание дальнейших расспросов.
– Хотим ли мы познать время?
– Лично я хочу лишь Ее.
Маргенон запнулся и с удивлением уставился на меня. Но, должно быть, решив, что ослышался, вновь принялся вдохновенно забрасывать меня вопросами, на которые – я почему-то был уверен – ответов у него по большому счету не было:
– Откуда возникло время? Возникло ли оно в результате возникновения пространства? Что первично? А что – вторично? Если допустить, что существует пространство, можно ли говорить о существовании физического мира, которым представляется нам Вселенная? Возникло ли время для того, чтобы физический мир мог развиваться? Но существует ли время в принципе? Существуют ли деньги? Что мы знаем о деньгах? Ты прикладываешь палец к терминалу оплаты, и терминал производит непонятные расчеты, в результате которых тебе приоткрывается доступ к благам материального мира. А духовный мир? Он находится в сильной зависимости от мира материального, но является ли он его порождением? Является ли он его продолжением? Можно ли говорить о симбиозе границ материального и духовного миров, и, если да, то где они существуют?..
Вопросы, вопросы, вопросы... Когда речь касается работы, Маргенон способен говорить с упоением. И с еще большим упоением – вопрошать. Но где взять ответы? Нельзя же считать научно верными ответами умозаключения, полученные в результате примитивного словоблудия.
– Хорошо… но какой из всего этого вывод? – устало поинтересовался я.
– Зачем тебе вывод? Важен процесс, а не результат. Я удовлетворение получаю именно от процесса. Невероятное удовлетворение. А результат навевает на меня тоску: результат значит, что процессу конец. Финита!
– Неужели, кроме работы, тебя ничто не вдохновляет? – неожиданно даже для себя самого спросил я.
Будучи прерван столь бесцеремонным вопросом, Маргенон запнулся, сглотнул и с трудом выдавил из себя:
– Например?
– Например, например… Например, женщины.
– Та-ак… – Маргенон внимательно посмотрел на меня. – Знаешь, ключ к успеху – думать на работе о работе, а о жене – дома. Не наоборот. У тебя что-то стряслось?