Долго ли думал Ян, прежде чем ступить на лунную дорогу? Да ничего он не думал вообще! Думает ли кусок железа, стремясь к магниту? Дорога сама легла к ногам, растворила, вобрала в себя. Ян почти бежал, хотя ему казалось, что он едва идет. Впереди, затмевая полнолуние, вытягивался ввысь всеми своими шпилями и башнями диковинный Город. Пьянея от восторга, Ян ступил на мокрые плиты набережной, прямо в отраженный на воде свет звезд.
Первым, кто встретился Яну, стал нищий подле городских ворот. Прилично ли было рассматривать его столь пристально и жадно? При виде бедности и убожества принято стыдливо отводить глаза и скрещивать пальцы за спиной: чур меня, чур! Но Ян не мог отвести глаз. То был странный нищий, ничуть непохожий на других попрошаек. В нем не было ничего убогого. На удивление ладно сидел на нем камзол, вмещая и огромный рост, и немалую ширину плеч. Из-под камзола белело тонкое кружево манжет и пенное жабо. Случись рядом с Яном какой-нибудь щеголь, он не преминул бы отметить, что подобный фасон считался устаревшим еще во времена его пра-пра-прадедушки, а кружево до вульгарности пышно. Отметил бы он и ветхость ткани, и истершуюся позолоту. Приложив к носу надушенный платок, щеголь сказал бы, что от попрошайки воняет рыбой. Но даже одетый по последней моде у лучшего портного, тот самый щеголь потерялся бы рядом с этим нищим. Бедняк держался с достоинством короля. Казалось, отойди он на минуту – и городская стена рухнет непременно, лишившись опоры. Гордый и надменный лик его просился на реверс золотых монет.
Будто плату за вход, всю мелочь, что нашлась в кармане, Ян ссыпал в раскрытую котомку нищего. Сам поклонился в ответ на оказанную милость и вошел в ворота.
Улицы Города были пусты. Редкие прохожие не обращали внимания на пришлеца, не отвечали на приветствия и пожелания удачи. Они часто смотрели в небо, но ни единожды не оглянулись вослед. Эхо шагов веером разлеталось по мостовым. Стекая с одного фонаря и тая к другому, за Яном струились тени. Сквозь распахнутые окна домов летел ветерок, колыхал плющ и дикий виноград. Завораживала устремленная в небо архитектура: острые шпили и колкие конусы крыш, стрельчатые окна, струи фонтанов - такие высокие, что смотреть на них кружилась голова. Не веря своей удаче, Ян трогал каменную кладку стен – сперва осторожно, будто слепой, касаясь лишь кончиками пальцев, потом все смелее и смелее; он оглаживал изгибы оград, жадно ласкал холодный и гладкий мрамор колонн.
Ян впитывал запахи Города, пробовал его на вкус. Виноград на губах – сладость, разбавленная горечью. Казалось, вот-вот вспомнишь, где ты уже это ел, но память, как волна, достигнув своего пика, каждый раз отступала, накатываясь на невидимую стену. Отчаявшись вспомнить, Ян обернул лозу вокруг ладони и потянул, та отломилась легко. Кто знает, вдруг вызреет? Вот отец обрадуется!
Задержавшись у лозы, Ян спешил дальше. Расступились в разные стороны дома, улица вывела на небольшую площадь с чашей фонтана посредине. По сравнению с другими, этот фонтан поражал своей аскетичностью - тут не было драконов, рыб или птиц, не было ни одного даже самого скоромного цветочка. Всего лишь простая купель, откуда струи воды, раскручиваясь, стремились к небу, ударяясь о свод его, хвостатыми метеорами падали вниз, чтобы с обиженным шипением погаснуть на черной глади.
Ян зачерпнул пригоршню звездного света, умыл лицо. Вода обратила ладони в крылья, даруя ощущение легкости. Он наклонился над купелью, зачерпнул еще…
Звонкий голос разбил волшебство:
- Не пей!
Ян обернулся. В нескольких шагах от него стояла девушка - первая, кто заговорил с ним в Городе. Случись рядом тот самый щеголь, он сказал бы, что ничего особенного в этой девушке нет, и не стоит смотреть на нее столь пристально – как, уже целую минуту? две? Да это просто неприлично! Пойти, пойти дальше!
Однако, даже этот щеголь, небрежно взглянув на лицо незнакомки и вернув глаза обратно к Яну, не смог бы отмахнуться от странного их сходства, будто у двух скульптур, выточенных одним мастером. Да, ничего особенного не было ни в лице девушки, ни в ее фигуре, и при дневном свете непременно стала бы различима россыпь веснушек на светлой коже, и движения незнакомки отличались порывистостью и даже резкостью. Но так уж случилось, что именно этой встречи, сам того не зная, Ян ждал всю свою жизнь. Именно это лицо показалось ему удивительно близким, на эту смущенную улыбку захотелось ответить улыбкой, на этот взгляд – обернуться, чтобы потонуть в его глубине, на эти тонкие плечи накинуть поспешно стянутый плащ.