— Приподними руку и держи. Мешает, — приказала ему Бабка.
Он двумя руками приподнял Машкину правую руку. В голове металось:
— Господи, только не Машка! Господи, возьми меня! Господи, только не эту девочку! Господи!!
Вся команда замерла и глядела на его руки, держащие Машину ладонь.
— Да делайте же что–нибудь! Она же умирает!
Короткий сказал:
— К знахарю его вести уже не надо…
Бабка сняла ватный пакет, забрала у него Машину руку и приказала.
— Клади ладони на рану.
— Зачем? — удивился он бездушности и бессмысленности этого приказа.
— Не спрашивай, мать твою! — рявкнула Бабка. — Быстро, руки на рану! Ну!
Пашка приложил ладони к дыре.
— Закрой глаза и лечи её!
— Да как?!!
— Тьфу ты бл*дь! — выматерился Шило.
— Закрой глаза! Жалей её! Сильно жалей! Пожелай, чтобы она выздоровела! — кричала Бабка.
Пашка, в последней надежде, закрыл глаза и пожелал.
И внезапно увидел… почувствовал… ощутил… непонятно как, и Машкино тело, и её боль, пульсирующую в ране, и силы, уходящие из неё вместе с жизнью. Приоткрыл глаза. Вокруг его ладоней колыхалось и искрилось маленькое полярное сияние. Он снова зажмурился и отдал Машке свою силу. Всю. Без остатка.
Глава 4.
Сознание медленно и нехотя возвратилось. Он застонал и со второй попытки открыл глаза.
Над ним стояла Бабка со знакомой флягой.
— Пей.
Паша покорно сделал глоток. Уже привычно скривился. И уронил голову на подушку.
Вдруг он вспомнил всё. Попытался вскочить, но руки подломились, и он чуть не грохнулся на пол.
— Лежать! — скомандовала Бабка, прижав его к постели.
— Как Маша?! Как она?!
— Как–как. Нормально она. Не суетись.
— Где она?
— Наверху. Спит наверно.
После живца стало намного легче. Через пару минут он, хоть с трудом, но сел. Потряс головой.
— Что со мной?
— Да ты, вроде как, копыта попытался отбросить. Но, неудачно.
— Где Маша?
— Да я же говорю, — наверху в спальне.
Павел огляделся. Он лежал на кожаном диване в большой гостиной. Слегка ныло отбитое снайперкой плечо. За окнами вечерело.
— Мы где?
— На «Богатой даче».
Название ничего не говорило. Он поискал глазами, где это «наверху» и обнаружил лестницу на второй этаж. Осторожно встал и, стараясь не потерять равновесие, пошел туда. Поднявшись на пять–шесть ступеней он понял, что таки переоценил свои силы и стал заваливаться, цепляясь за перила. Перед глазами закачалось и поплыло.
Его подхватили. С одной стороны Бабка, с другой Шило. И потянули наверх, понимая, что пока тот не увидит Марию — не успокоится.
В спальне, на белых простынях, укрытая одеялом в белоснежном пододеяльнике, лежала Маша. Рядом с кроватью стоял журнальный столик, на нём пара стопок книг. На этом постаменте покоилась Машина рука.
Увидев Пашку, Мария брызнула слезами.
— Дядя Паша…
Шило огорчённо шлёпнул себя по ляжкам.
— Ну, что ты будешь делать! А? Ну, вот — что говори ей, что не говори. Тебе же объяснили — никаких «дядь»! А ты снова–здорово!
Бабка подтащила к Машкиной кровати кресло.
— Садись. Лекарь–самоубийца.
Павел тяжело плюхнулся на дерматин.
— Маш. Ты как себя чувствуешь.
— Дя,… — она испуганно посмотрела на Шило, — Паша, я‑то нормально. А вы… Ты сам, как?
— Да вроде, тоже ничего.
— Тётя Ба…
Шило кашлянул:
— Хм, хм.
— Бабка сказала, что ты мне свою жизнь отдал.
Пашка удивлённо посмотрел на Бабку. Она пожала плечами.
— Ну, если так и есть. Ты поосторожней давай со своим даром. Учись дозировать.
— У меня дар врача? — спросил Дугин.
И Бабка, и Шило усмехнулись.
— У тебя дар знахаря, горе луковое.
Шило горько вздохнул.
— Эх. Я так надеялся, что он к нам в команду…
— А вы что — знахарей не принимаете?
Бабка тоже вдохнула.
— Да ты и сам не останешься. Знахари живут хорошо. Они сидят в защищённых городах. Им платят за лечение. Власти их не трогают. Благодать.
Маша посмотрела на Пашку жалостливо.
— Дя… То есть, Паша. Вы… Ты же меня не бросишь? У меня тут никого, кроме тебя.
— Мария, вот чего ты несёшь?! — оскорбился Павел, — У меня ведь тоже никого. Да и вообще! Я что — тварь какая?!
— Ладно, свидание окончено, — скомандовала Бабка. — Ты — спи дальше. А ты — вниз и тоже ложись, отдыхай.
Маша спросила:
— А поесть можно?
— Сейчас. Кашу доварю — все поедим. Потерпи немного. Пошли Паша, ещё глотнёшь живца.
После второго глотка Пашка совсем взбодрился и, полежав минутку, побрёл на кухню, где кашеварила Бабка.