— Что тут происходит? — раздался из‑за спин строгий мамин голос. — Пропустите меня!
При этих словах меня самого словно полоснули, то ли ножом, то ли самым остро заточенным отчаяньем. Она протиснулась вперёд и посмотрела взглядом, которому невозможно сопротивляться.
— Всё будет хорошо, — искренне сказала она, и я понял, что проиграл.
— Просто у парня нервный срыв, — добавил отец.
— Мы позаботимся о тебе, — пообещала Ирен.
— Не подходите! — закричал я, но множество рук протянулось ко мне, как спрут. Сзади схватили за локти и прижали руки к туловищу. Меч выдернули из рук, множество голосов одновременно заговорили, словно гипнотизируя. Перед глазами всё поплыло, я не сразу сообразил, что мое тело теперь в горизонтальном положении, поддерживаемое на весу. Как бревно в реке, я поплыл над головами.
В странном онемении, с пустой, без единой мысли, головой, я всё же понял куда меня несут. Это здание было совсем недалеко, с другой стороны площади.
— Мы ему поможем, — неожиданно отчётливо сказал где‑то рядом Антон и яркий солнечный день сменился полумраком неосвещённого коридора.
Справа и слева поплыли двери, точнее — их верхние части. Становилось всё темнее, так что, когда один из проёмов открылся и проглотил меня и несущих, разобрать что‑либо было уже непросто. В комнате включили свет — я лежал на столе, ко мне склонились два лица. Антон и Бергер. Последнего я вроде тоже по имени знал. Кристоф, кажется. Как же давно мы познакомились… Или просто слишком много событий вместилось в короткий отрезок времени? Главное сейчас, что теперь они меня поймали. Не знаю уж как, видимо в части эмоциональных привязанностей я так и остался уязвимым. В общем‑то я и не жалею об этом. Страшно представить, что я бы натворил, будь всё по — другому.
— Мы тебя сделаем лучше прежнего, — миролюбиво пообещал Антон.
Бергер одобрительно кивнул. Понимают ли они, что сейчас делают? Кто они — безвольные марионетки, в которых проснулась аварийная программа, или же действуют по собственному, вполне осмысленному плану? Впрочем, о чем это я? Я же сам видел ту часть города, которая приводит в движение этих кукол. Сломают её — здесь всё остановится. Так чего же я лежу на столе и притворяюсь такой же куклой? Глаза мои враз прозрели и взгляд, упёршийся в потолок, вместо белой поверхности увидел словно бы стекло, за которым растёкся плотный туман. Две фигуры, прижавшиеся к прозрачной мембране, смотрели вниз, на меня. Их отрешенные, равнодушные лица словно говорили — всё что здесь происходит уже не имеет никакого значения, всё предрешено. Но, тем не менее, они ждали. Смотрели, что вылупится из кокона, в который я залез, как гусеница и никак не могу переродится.
Бергер наклонился надо мной и что‑то сказал. Его широкое лицо в маленьких шрамах заслонило от меня двух единственных людей, что я знал за свою жизнь. Они мне не нравились, они были циничны и жестоки, но то, что других в моей жизни не было, говорило скорее о том, что по — настоящему я жил совсем немного. Наконец‑то я понял, что чувствовал призрак и что он мне хотел сказать.
Я поднял руки, как будто и не было никакого паралича и вдавил большие пальцы в глазницы Кристофа. Он закричал и с грохотом опрокинулся назад. Я сел и с изумлением обнаружил лежащий в ногах меч. Какая беспечность! Мои хозяева так и не поверили, что я могу быть больше, чем просто живая кукла. Наверное, меч мне и не нужен теперь, но с ним наверняка будет проще. Чуть тёплая рукоять легла в ладонь и отозвалась приятной дрожью. Предостерегающе вскрикнул обернувшийся Антон. Вскочил Бергер, невероятно, но над кровавыми потёками сверкали целые глаза. Он с ошеломляющей скоростью ударил меня в грудь, выбив дыхание, ломая рёбра. Меня отбросило на стол, но дрожь уже побежала по руке, взмах и меч медленно, будто через смолу, а не воздух, полетел вверх. Вот на его лезвии отразился свет лампы, лениво пополз от гарды к острию, сверкнул в глаза отражённым лучом… В следующий миг меч воткнулся в прозрачную мембрану и по ней во все стороны побежали трещины. Ещё через мгновение она с протяжным звоном превратилась во множество мелких осколков.
Эпилог
Вот так я и остался один. К счастью, когда в городе «выключили свет», то погас он и для меня. К ещё большему счастью, произошло это практически мгновенно. Не знаю, что случилось в этот момент с остальными, и боюсь даже задумываться об этом. Впрочем, я не знаю и что со мной тогда случилось. Скорее всего, если бы меня не вытащили оттуда, так и лежал бы в отключке где‑то в темноте, во внутренностях гигантского механизма. Или не лежал, а вовсе исчез, я ведь даже приблизительно не могу представить сущность этого процесса. Тело моё материально, его можно пощупать, если возникли какие‑то сомнения, по идее оно не должно куда‑либо исчезнуть, если только не исчез весь мир, в котором оно существовало. А как на счёт сознания или того, что называют душой? Если и произошли во мне какие‑то изменения, я их не заметил — слишком многое закрутилось внутри в тугой узел и пытаясь распутаться, грозило разорвать моё я на куски.