— А какие?
— Не знаю. Я их чувствую, но понять и объяснить не могу. Это что‑то вроде нашего биополя, тоже несет информацию и энергию…
— Может это как дыры между мирами? — спросил Чеслав.
— Дыры? Ты пришел из портала? — Дэримон показал в сторону скал, — Там на горе…
— Я пришел из пирамиды, — сказал Чеслав. — Из зиккурата, как говорил Гавор.
— Кто такой Гавор?
— Старик из поселка. Его черноголовые съели.
— И как там, в зиккурате?
— Темно, — Чеслав выразительно пожал плечами. — Значит, нужно посидеть, не думая ни о чем, и потом твой отпечаток перейдет в железо?
— Не совсем так. Во — первых…
— С тобой все в порядке?
Я почувствовал прикосновение к плечу и повернул голову, не сразу осознав, что увидел историю, даже не закрыв глаза. Ни разу не слышал о таком, надо будет у отца или деда спросить.
— Ты как? — повторил Бергер, незаметно для себя перешедший на ты.
— Нормально. Посмотрел немного. Правда, ничего полезного для нас не было. Все про железо. Мол, своим ментальным отпечатком можно изменить его свойства, как инструментом.
— Ты можешь их читать, кузнец ими ковал, — равнодушно сказал Кристоф. — Чего тут странного. У нас многие что‑то могут, связанное с такими вещами. Сам же недавно спрашивал.
— То что можно ковать, для меня новость. Одно дело изучение тонких материй, совсем другое… Может, таким способом можно и гвозди забивать?
— А ты что ни разу не видел? — удивился Бергер. — Впрочем, ты недавно у нас…
Я промолчал, вспомнив, что спрашивать о таком не принято.
— Что, начнем? — деловито спросил Бергер и хрустнул пальцами.
В течение следующих четырех часов мы перебирали сантиметр за сантиметром мусорного слоя, вытаскивая иногда оттуда остатки предметов обихода. Я со всем старанием отсмотрел их, но больше удача, как с рукояткой молотка, мне не сопутствовала. Вещи или совсем ничего не показывали, или выдавали совсем короткие отрезки связанных с ними эмоциональных пиков. Обломок разделочной доски показал сосущего порезанный палец Дэримона, а полусгнивший шнурок выдал того же кузнеца, только матерящегося, когда этот кусок оторвался при зашнуровывании ботинка. Все остальное было впустую, только измотался до предела. Бергер достал еды, я сжевал несколько бутербродов и свалился на траву рядом с пожарищем, мгновенно провалившись в беспамятство.
Проснувшись утром, я первым делом увидел Бергера, перебиравшего остатки мусора. Он заметил мое шевеление и повернул голову:
— Доброе утро. Как спалось?
— Ничего не помню, — сказал я.
Страшно чесались руки, чуть выше запястий, ещё и голени.
— Вы переутомились, — сказал Бергер. — Слишком рьяно взялись.
— Возможно, — я поднял руки, вглядываясь в запястья. Там оказалось несколько мелких красных бугорков.
— Комары покусали, — сообщил Бергер, наблюдая за моими движениями.
— Кто?
— Насекомые такие, мелкие. Кровь сосут.
— Это не опасно?
Бергер засмеялся:
— Не беспокойтесь. Просто неприятно. Не чешите и все пройдет.
Я в этот момент уже с упоением скреб бугорки ногтями.
— Как это — не чешите? Они же чешутся!
— На лице же не чешутся, — сказал Бергер.
— Они и на лице? — ужаснулся я. Проведя ладонью по лбу и щекам, я тут же почувствовал воспалившуюся кожу, немедленно зазудевшую. Пришлось чесать еще и лицо, попеременно переходя от одного очага воспаления к другому.
— Вы так с себя кожу сдерете, — сказал Бергер.
— Это сильнее меня. Что за страшные твари?
— Это еще что. Вот если мошки прилетят…
— Это кто? — испуганно спросил я.
— Очень маленькие мухи. Залезают под одежду и кусают куда страшней, чем комары.
— Как здесь люди живут? — искренне изумился я.
— Да как, не замечают и все. Привыкли. Ну что, приступим, или сначала завтрак?
— Вы что‑то нашли?
Бергер кинул на землю передо мной обломок лезвия. Когда‑то это был небольшой кухонный нож, а теперь от него остался сильно вытянутый треугольник стали, в грязи и разводах. Я обтер его о штанину, и он снова засверкал, словно и не лежал годы в земле. Стальная поверхность отражала как хорошее зеркало, на лезвии не нашлось ни единого пятнышка ржавчины. Я сжал его меж ладоней и закрыл глаза.
Нож не торопясь полетел по широкой дуге, кувыркаясь и разбрасывая темные брызги. Через мгновение он с глухим стуком упал на утрамбованную землю перед кузницей. Чеслав переступил через тело Дэримона и вышел на улицу. Он стал немного выше, на вид ему было на год или полтора больше, чем в прошлый раз. Правой рукой он потянул из ножен, зажатых в левой, длинный, явно большой для него меч, с круглой деревянной рукоятью, без украшательств, с гардой в виде металлического диска, сантиметров семи — восьми диаметром. Лезвие было немного изогнутым, больше похожее на саблю чем на классический меч. Чеслав приставил его к угловому столбу, и меч мелко задрожав, с тонким, еле слышным завыванием впился в дерево, за несколько секунд уйдя в дерево больше чем на сантиметр. Чеслав закрыл глаза, на скулах проступили желваки. Вой усилился, лезвие вгрызлось дальше, через полминуты полностью погрузившись в сухое дерево. Чеслав открыл глаза и оценил результат. Выходило очень даже неплохо. Он выдернул клинок и сунул в ножны, с трудом управившись с слишком длинным для себя оружием. Кинул последний взгляд на тело, распластавшееся в луже крови у наковальни. Открыл было рот, чтобы что‑то сказать, но потом резко повернулся и пошел прочь. Солнце клонилось к вершинам скал, что тянули за болотом свои изломанные тела к безоблачному небу. Впереди был портал, способный унести в другие миры и мёртвая деревня, жителей которой Чеславу было не жалко, даже Гавора, но долги положено возвращать. А может и не положено, просто охота показать, что теперь он убегать не будет. Побыли самыми сильными, хватит, теперь ваша очередь прятаться. Худая фигура подростка спустилась с пригорка и затерялась среди зарослей тростника.