Следующий день прошел в монотонном вышагивании под неуемным солнцем. Ночью я порядком замерз, поэтому пару часов даже радовался теплу. Пока солнце не взошло в зенит и не показало свой истинный нрав. Жаль, что нельзя разделить мучения с «резервной копией». Умереть‑то мне действительно хотелось… Зато, когда пришлось снова спать на голой земле, дневной жар вспоминался с ностальгическим умилением.
Встав рано утром, я через пару часов наконец доковылял до брошенного поселка. Солнце подняться как следует еще не успело, от домов ко мне протянулись длинные тени. И одна тень была не от дома. Давер копался возле ветхой ограды, услышав звук шагов он выпрямился.
— Пришел, — констатировал он. Лицо его утратило сытую округлость, черты стали резкими.
— Ага. — Я пожал ему руку и оглядел заброшенный поселок. В лучах встающего солнца, цвет зданий был насыщенным, никакой пыльной затертости, что видел Изаат посреди дня.
— Как догадался? — Давер смотрел внимательно. Может подозревал во мне агента Антона?
— Компас твой нашел.
Давер немного расслабился.
— Я надеялся, что в нём окажется что‑то полезное. И что было дальше?
— Ничего интересного. Сначала мне потерли память, а потом, когда не помогло, сказали — живи как знаешь.
— И ты пришел сюда.
Я развел руками.
— Как и ты.
Давер кивнул.
— Да. И как Дэримон когда‑то. Здесь есть хоть иллюзия свободы.
Мы надолго замолчали.
— А как ты догадался? — спросил я, когда тишина стала действовать на нервы.
— Нашел в архиве самое первое досье на Дэримона. Он, оказывается, долгожитель…
— Две тысячи лет, — сказал я.
— Даже больше. А потом он сказал главное — что может почувствовать истинную природу вещи.
— Даже человека, — добавил я.
— Да.
Мы зашли в дом, Давер успел навести здесь порядок, так что помещение не слишком походило на жилище рейдера — ничего не воняло, мусора на полу и столе не валялось, нужные в хозяйстве вещи аккуратно разложены.
— С едой и водой тут большие проблемы, — сообщил Ференц, наливая в воду в жестяную кружку. — Не представляю, как рейдеры выживают.
Я рассказал ему про «заготовки».
— Что ж, я что‑то такое и подозревал, — дослушав, обронил Давер. — Всё вокруг — сплошное притворство. Не зря Дэнил с Чеславом их убивали.
— Почему они тебя не убили?
— Понятия не имею, — честно признался Ференц. — Я ведь не шел именно к ним, я хотел увидеть настоящих людей, сам не знаю, что это значит. По правде говоря, я просто бежал от себя, от того что внутри меня. Когда увидел их, думал всё — прирежут. Потом решил, что им нужна помощь. На самом деле, как я понял, они просто изучали меня. Смотрели на реакции элемента города, осознавшего, что он не человек, а часть программы…
— Почему программы? — спросил я. — Они считают, что город — искусственный интеллект?
— Нет, но ты должен признать, что есть в нём что‑то близкое к механическому интеллекту: мы ведь части его, но при этом действуем самостоятельно, по заранее заданной программе. Мы искусственные. Ты ведь не хуже меня знаешь — раньше были искусственные интеллекты, от очень простых до невероятно сложных.
— Компьютеры, — сказал я. — У нас для их производства почти все знания сохранились. Только чтобы их делать, нужна развитая промышленность и некоторые редкие элементы. Но мне город больше напомнил божка из древних легенд, создавшего свой народ.
Давер хмыкнул:
— Эта идея меньше ущемляет моё достоинство, поэтому вряд ли она верная.
— Наверное. Так и что с этими двоими? Что они увидели в твоих реакциях?
Давер пожал плечами.
— Трудно сказать. Они много рассказывали об этом мире, о всех других мирах, и тех, кто его населяет. О том, что случилось с человечеством. Потом спрашивали, что я думаю об этом и как бы поступил в той или иной ситуации.
— Понятно, — сказал я. — Ну с тобой хоть поделились информацией. Что же случилось с мирами?
— Их рассказы в значительной мере путаны и больше похожи на мифы. О том, как люди не нашли меж звёзд братьев по разуму и решили поискать в… как бы это точнее назвать? В сопредельном пространстве? В соседней вселенной? Я не знаю, как правильно, да и они тоже. Суть не в этом, главное — зря люди приложили свой исследовательский зуд, к местам, о которых понятия не имели. Потому что в одном может быть пусто, а в другом живут силы, непонятные нам, а может и в принципе непостижимые.