Вот и сейчас потоки воды, лениво стекали по красной декоративной плитке, которой была вымощена площадь, а дальше по небольшой лестнице ведущей к пешеходному переходу и вниз вдоль дороги, постепенно спускающейся к Мемориалу. Там же ручей уходил под землю сквозь отверстия, ведущие в ливнёвую канализацию, либо искал для себя другой путь по одной из канав пробитых летом — дождевой, а весной — талой водой, но неизменно все эти стоки впадали в многострадальную Томь.
Средства массовой информации стабильно обвиняли в данном безобразии нечистоплотных горожан, но лично для Иннокентия причина крылась не только в этом — на лицо был ряд инженерных ошибок вызванных, как желанием высшего руководства прикарманить сэкономленные деньги (что в итоге, как всем известно, приводит к ещё большим затратам на переделку не кондиции), так и обычному нашему разгильдяйству и неоправданной спешке при строительстве.
Водитель вновь остановил автобус возле остановки «Чибис», чем вызвал недовольный ропот в, и без того, плотных рядах пассажиров.
И в этот монолит именуемой народной массой сумело таки впечататься пара не в меру напористых граждан. Остальные, сделав несколько неудачных попыток и наткнувшись на глухую стену непонимания, оставили свои тщетные потуги.
Переполненный автобус вновь продолжил своё движение вниз по проспекту Победы к пересечению с улицей Кирова, где, повернув налево, должен был продолжить своё движение по прямой, практически до самых ворот Машзавода.
В полусотне метров от поворота автобус стремительно обогнал картеж милицейских автомобилей с включенными проблесковыми маячками и, не обращая внимание на красный сигнал светофора, вереница машин повернула направо в сторону Кир городка.
— Эскадрон ментов е. чих, — перефразировав крылатую фразу о летучих гусарах, напутствовал картеж Фёдор, провожая его презрительным взглядом.
Но Инок был слишком измучен, чтобы хоть как-то отреагировать на этот каламбур от новоявленного поручика Ржевского.
Автобус повернул налево и стал медленно двигаться в сторону, находящегося, сейчас ещё так далеко, Машзавода.
Это не могло не вызвать недовольство Иннокентия, но в слух озвучивать свои претензии он не стал.
Немного погодя ПАЗик медленно переполз через лежачего постового. По мнению Иннокентия, эти асфальтовые излишества следовало бы употребить более рационально, а именно заделать хотя бы несколько из бесчисленных выбоин лежащих вокруг, вместо того чтобы ухудшать и без того чудовищную топографию местных дорог.
Сейчас автобус находился в непосредственной близости с остановкой и Иннокентий надеялся, что водитель ввиду явной перегруженности транспортного средства не будет останавливаться напротив клуба «Строитель». Но, похоже, что за время движения по установленному маршруту в салон проникли несколько человек, не имеющих никакого отношения к работникам Машзавода, («троянов» — как назвал бы их сам Инок, пользуясь компьютерной терминологией), и теперь водитель вынужден был их высадить.
Вот тут то Инок и обратил внимание на довольно странную деталь — остановка, впрочем, как и улица была практически пуста за исключением нескольких человек бегущих сейчас сломя голову к остановке. Он бы не обратил на это особого внимания, если бы на лице одного из них не прочёл выражение крайнего ужаса, от которого ему стало не по себе, и душой его почему-то овладела необъяснимая тревога.
Но в этот момент водитель остановил автобус и открыл задние двери.
Из автобуса ещё не успело выйти ни одного человека, а в распахнувшиеся двери не просто вошли, а, в буквальном смысле, вгрызлись несколько человек.
На задней площадке возникла потасовка. В уши Иннокентия как гром среди ясного неба, ворвались истошные крики, вопли отчаяния, звуки борьбы и раздираемой материи, удары по живой человеческой плоти.
Люди пришли в движение и, стараясь быть как можно дальше от эпицентра борьбы, стали напирать на ближайшие ряды.
У Иннокентия волосы встали дыбом, когда он среди яростного нечеловеческого воя услышал мольбы о помощи. То, что сейчас творилось на задней площадке, было столь непостижимым, неестественным, что Иннокентию захотелось как можно быстрее выбраться из этого автобуса.
Ещё через мгновение, уже не разбирая дороги, народ с задних рядов начал уходить от обезумевших в своей ярости нападавших прямо по спинкам кресел и по головам сидящий на них людей.
Но, похоже, что это было не так уж и просто и, потому прямо напротив Иннокентия образовался завал из тел обезумевших от страха людей, погребя под собой Фёдора.
В конце салона места для манёвра стало гораздо больше и среди яростного мельканья голов, рук и тел Иннокентий увидел, как потолок обильно орошают фонтаны крови.
Пока он не мог разобрать, что же там на самом деле происходит, но ему этого и не слишком хотелось. Единственным его желанием было как можно быстрее покинуть этот кошмар.
Испуганный водитель взял себя в руки и решил, наконец, отворить переднюю дверь.
Люди в ужасе и отчаянии рванулась прочь, но нелепая давка, образовавшаяся в дверях, остановила спасительное движение к выходу.
И в этот момент Иннокентию самому того не желавшему представилась возможность во всех подробностях разглядеть детали трагедии медленно подбирающейся и к нему самому.
Всего через четыре человеческих тела от него, несколько человек, с окровавленными лицами ощерив в зверином оскале обагренные кровью зубы, словно обезумевшие собаки, страдающие бешенством, буквально разрывали вопящих от ужаса и молящих о пощаде пассажиров злополучного рейса.
Но это чудовищные каннибалы были безжалостны и абсолютно глухи к их визгливым мольбам.
Живая преграда, которая отделяла Иннокентия от безумства царящего на задней площадке, была сметена за считанные мгновения, и теперь от людоедов его отделяло только одно лишь дрожащее от неописуемого ужаса, как осиновый лист, человеческое тело.
Мужчина, осознавая то, что должно вот-вот произойти, напирал на Иннокентия так, что у того ребра трещали.
Сам того не осознавая, Иннокентий громко кричал что-то бессвязное. Тому, чтобы вырваться из обезумевших недр автобуса наружу, это не помогало ровно никаким образом, но, по крайней мере, его собственный вопль заглушал невыносимые звуки агонии, беспрестанно рвавшиеся в уши с задней площадки и парализовывающие его сознание и тело.
Он с ужасающей отчётливость понимал, что если в следующую секунду не случится чуда, то незавидная участь ожидает и его самого.
Внезапно чудовищное давление, человека находившего мгновение назад за его спиной исчезло. Иннокентию не нужно было оборачиваться, для того чтобы выяснить причину столь кардинального изменения ситуации. Теперь его спину уже не прикрывало ничьё тело. Он был беззащитен, слаб и открыт, а так же знал, что теперь его гибель близка как никогда. И вместе с тем он страстно хотел жить, а потому с отчаянным воем напирал на тех, кто стаял впереди.
И в этот момент затор, перекрывавший спасительный выход их автобуса прорвало, словно огромный гнойный нарыв, источающий удушливый запах разложения.
Даже не осознавая, как несказанно ему повезло на этот раз, Иннокентий бросился к выходу.
Протиснувшись сквозь строй из трёх зазевавшихся женщин, по туловищу престарелого мужчины распластавшего на полу автобуса перед самыми дверьми, он пулей вылетел на улицу через клубок человеческих тел перед автобусом.
Иннокентий, вырвавшись из смертельного автобуса, бросил назад испуганный взгляд. Он надеялся на то, что Фёдору, как и ему, удастся покинуть ПАЗик.
Но Фёдор из автобуса так и не выбежал.
Зато Иннокентий ясно слышал его отчаянные и постепенно слабеющие, а затем и вовсе смолкнувшие вопли о помощи.
Хотя он и отказывался верить в то, что это кричит именно Фёдор, подсознание упрямо твердило о том, что его приятеля больше нет.
Вот тут то до Иннокентия, наконец, дошло, что если бы он сел, то теперь навряд ли смог живым выбраться из проклятого автобуса.