Вот поэтому Аркадий с таким упорством продолжал двигаться навстречу не только с крушением его честолюбивых планов и надежд, но и самой жизни.
* * *
Сейчас Денис был в непосредственной близости от заводской проходной на Мичурина. Перед ним встал выбор: повернуть на право в сторону реки, налево — и продолжить бег вдоль стены, окружавшей Машзавод, мимо ещё оной проходной на Гоголя, и далее идущей к привокзальной части, располагающейся в частном секторе, либо бежать прямиком в здание, в котором находилась проходная, где его, наверняка, встретят несколько твердолобых охранников, застопоренная вертушка и как обычно, закрытые турникеты.
Пытаться, что либо, объяснить этим ребятам было просто бесполезно (по крайней мере, за те считанные секунды, что отделяли его от того момента, когда маньяк настигнет его — это было просто не реально), ведь до этих ребят с мозгами как у динозавров — ровно с грецкий орех, информация доходила крайне медленно и не в полном объёме. Учёные утверждали, что такому пустоголовому доисторическому гиганту могли начисто отъесть хвост, прежде чем он мог почувствовать боль.
Из всего вышесказанного становилось ясно, что времени на объяснение ситуации у него не было — полемика с охранниками дело неблагородное и бесполезное, поэтому всё, на что он мог рассчитывать — была внезапность.
Так же как и времени у него не было ни сил, ни запаса расстояния отделявшего его от преследователя. Ему необходимо было убежище и как можно скорее и поэтому он продолжил свой бег прямиком ко входу в на проходную. А сзади в каких-нибудь считанных метрах его стремительно настигал, отставший было, смертельный безумец.
Человек, или существо, имевшее облик человека, жаждавший лишь одного — уничтожить Дениса, либо кого-то другого, похоже, что это для него не имело абсолютно никакой принципиальной разницы, продолжал своё безумное преследование.
Тяжёлое дыхание Дениса, казалось, затмевало все звуки, но даже сквозь него он слышал невнятный гомон и ярость, сочившуюся из каждого звука исторгаемого этим существом — дикую, безумную смертельную ярость. А ещё в этом звуке был триумф хищника, который вот-вот настигнет добычу.
Денис боялся оглянуться назад, более того, он знал, что если посмотрит туда, это отнимет у него последние остатки сил и он просто сдастся, рухнет в изнеможении, увидев безумца прямо за своей спиной.
* * *
Целью, которую наметил себе Канаев — был небольшой автобус, на котором он надеялся выбраться из этой смертельной заварухи.
Расстояние, которое нужно было преодолеть до автобуса, было небольшим, но было одно небольшое но — обезумевшая толпа уже оттеснила силы правопорядка, и тот стоял на территории контролируемой экстремистами.
Именно поэтому он решил пойти на небольшую хитрость. Понимая, что окружающие чувствуют то же, что и он, а значит, его чувства вполне соотносимы с эмоциями большинства, он громко прокричал: — «Отступаем!»
Без дополнительной поддержки его вылазка, скорее всего не имела бы силы и поэтому требовалась посторонняя помощь.
Несколько человек обернулись на его зов.
— Нам нужно пробиваться к автобусу! — взяв на себя инициативу, заверил их Максим, — именно в нём наше единственное спасение Только так мы сможем отсюда выбраться. Да вы только посмотрите на них — они же все просто одержимые. Фанатики, мать их!
И он двинулся вперёд, постоянно выкрикивая одно и то же:
— Отступаем! Все кто ещё может это сделать — к автобусу!!!
Небольшая группа из тридцати с небольшим человек в центре которой был Канаев стала продвигаться к милицейскому ПАЗику стоящему в всего в каких-нибудь двадцати пяти метрах от них. Вот только группка эта под напором психопатов таяла быстрее чем масло на раскалённой сковороде. Они не преодолели и десяти метров, а от их первоначального числа осталось едва ли не в половину меньше человек. Людей просто вырывали из строя и, тут же погребя под слоем из десятка тел, разрывали в клочья.
Неотвратимо близился тот миг, когда Максиму необходимо было применить своё оружие, и целю его использования — было спасение своей собственной жизни. Нельзя сказать, конечно, что он не испытывал из-за этих обстоятельств ни возбуждения, ни удовольствия. Но всё же осознание того факта, что и его собственная жизнь стоит под большим вопросом, несомненно, откладывала отпечаток на общую картину, сотканную из чувств и эмоций.
Теперь безумцы были уже практически рядом с ним, всего в каких-нибудь полутора — двух метрах.
Или то же самое расстояние нужно было измерять в количествах тел отгораживающих (отделяющих) его от безумствующих волн насилия?
Если, вместо бездушных аморфных цифр избрать вторую систему измерения, которая, бесспорно страшнее и даёт более яркую и образную информацию о безысходности сложившейся ситуации, то сейчас от психопатов его закрывали четыре, а местами и шесть рядов тел, только цифра эта с неимоверной быстротой стремилась к абсолютному, мёртвому нулю.
* * *
Аркадий с необъяснимым и всё возрастающим волнением медленно двигался на своей девятке по абсолютно пустой улице. То, что вокруг не было ни души, бессознательно вызывало в нём чувство необъяснимой тревоги, хотя он и не понимал, что могло насторожить его пусть и таком редком, но вполне нормальном явлении. Ему, словно законченному параноику, начало казаться, что люди на улице есть, но все они находятся на грани видимость и стоило ему только лишь чуть повернуть голову в том направлении где кто-то был, как ОНИ тут же укрывались за придорожными кустами, рекламными щитами, углами домов, оградками детских площадок и только их злобные хитрые глаза обжигали его своей ненавистью из глубины укрытий. Конечно, он пытался убедить себя, что всё это лишь странная игра его растревоженного воображения, но так и не мог добиться от своего сознания полного освобождения от этой причудливой и пугающей фобии.
Однако когда он свернул на улицу Кирова, то в один короткий миг всё кардинально изменилось, и он осознал, что, возможно, был не так уж и долёк от истины.
То, что первым же делом бросилось ему в глаза, так это едва ли не около четырёх десятков машин брошенных прямо на проезжей части в хаотичном беспорядке и только немного погодя, когда мозг, наконец, осознал то, что глаза видели с самого начала, он увидел человеческие тела бесформенными грудами, словно кучи тряпья, распластавшиеся на асфальте, тротуарах.
И лишь после этого он услышал звуки.
И они были ужасны…
* * *
Едва не валящийся с ног от усталости, Денис ворвался в здание проходной. Помещение было абсолютно пустым, что, естественно было ему на руку. Хотя, возможно, из этой точки он просто не мог увидеть охранников.
То, что вертушка, через которую обычно проходили по временным пропускам и жетонам была перекрыта, он знал наверняка. Оставались турникеты. Все они были закрыты.
Исключение составляла лишь одна кабинка, расположенная в непосредственной близости от прозрачной и пустующей сейчас будки из пластика в которой обычно сидел дежурный, принимающий жетоны и отворяющий вертушку.
За исключением того, что сейчас на посту никого не было, эта картина для раннего утра была вполне обычной, хотя и это могло быть объяснено тем, что сейчас у охранников была пересменка.
Большого количества турникетов сейчас уже не требовалось, потому что после восьми часов, по правилам внутреннего распорядка вход/выход работников на территорию Машзавода значительно сокращался, так как был ограничен и осуществлялся только лишь по спец пропускам, либо по служебным в которых оговаривалось время входа и выхода и причина, по которой человеку было необходимо покинуть или попасть на предприятие после установленных правилами 8.00 утра. Все, кто не имел при себе документов подобного рода, считались опоздавшими. У них изымался пропуск, их самих отправляли к начальнику охраны где, обычно, из кассеты извлекался вкладыш пропуска. Вкладыш отдавали работнику, а кассета оставалась у начальника охраны до тех пор, пока провинившийся работник не приносил из цеха приказ о наказании.